Карай. Сын Карая

Он дает знак — и с горы спускается с автоматом Васька Короткий. Он неразговорчив, как всегда. Да и о чем тут говорить? Бросает автомат, отходит на указанное место.

Идет пружинящей походкой, чуть приседая, чуть наклоняясь вперед, седой волк, по кличке «Минька». Он и хотел бы перекинуться веселым словцом с начальником, но майор Гукасян отворачивается. У Миньки берут пистолет. Он сейчас послушный и кроткий, Минька.

Сошли с поднятыми руками все двенадцать.

— А где же ваш тринадцатый? Где Федор Пузанков?

«Вот чего я не предусмотрел! — думает Числов. — Они подымутся на площадку искать Федю и найдут Антона. Пропал Антон!»

— Федор отстал от нас по дороге. Не захотел с нами…

— Он сильно отстал от вас. Вы пока еще здесь, а он уже на том свете. Кто его убил, хотелось бы узнать?

Вот она, первая страшная минута для Миньки!

— Федю убрали по закону. Вы в это дело не мешайтесь, гражданин начальник!

— По какому закону, Числов?

— По нашему, воровскому, начальник.

— Такого закона советские люди не признают, Геннадий Числов. Такой закон хуже любого беззакония.

С этими словами майор Гукасян отворачивается от Числова. Больше разговаривать он не хочет.

— Ведите их!

Конвоиры сзади, конвоиры спереди, конвоиры по бокам. Бандиты идут привычно — чуть наклонившись вперед, а руки за спиной, словно связаны веревкой…

Путешествие кончилось!

— Товарищ майор! — У Андрея круто ходят скулы. — Моя собака ранена.

Дикарь лежит на снегу, закинув голову, глаза закрыты. Дышит тяжело. Время от времени высовывает длинный, тонкий язык — подбирает снег. Хочет пить. Значит, жар у него.

На майора Гукасяна это не производит особого впечатления.

— Жаль, товарищ проводник! Но собака свое дело сделала. И хорошо сделала. Я так и в Управление милиции сообщу. А ты скажи спасибо, что никто из людей не пострадал.

Подходит участковый уполномоченный.

— Ай, жалко, погибла служебная собака. В Караджуре акт составим, чтобы в питомнике вы могли отчитаться…

Андрей знает, что его не поймут. И все-таки говорит:

— Я понесу его до машины. В Ереване вылечат.

— Зря! Только животному лишние мучения.

— Понесу на руках!

— Как хочешь.

Андрей поднимает пса на руки. Дикарь тяжко вздыхает и роняет узкую морду на плечо хозяина. Глаза у него мутные, виноватые.

«Вот до чего дошло! Ты меня несешь. Я тебе в тягость, хозяин!»

— Ничего, Дикарь! Я тебя вылечу!

Пес явно стыдится своей слабости и лижет розовым языком лицо Андрея.

Отряд ушел уже далеко вперед. Здесь в снегах — только Андрей с измученной собакой. Никто их не услышит. Можно говорить что хочешь.

— Дружище, ты держись! Ты сам не знаешь, как стал мне нужен в последнее время!

«Я держусь, хозяин. Я стараюсь».

Голова беспомощно поникла. По телу прошла судорога.

— Дикарь, ты что?!

«Плохо, хозяин».

ВОЗВРАЩЕНИЕ К ЖИЗНИ

Доктор, обслуживающий питомник, взглянул на Дикаря и определил: «Жить не будет».

Андрей помчался в ветеринарную лечебницу. Там сказали: «Привезите собаку, мы посмотрим, заочно лечить нельзя». Он долго добивался, чтобы ветеринарный врач поехал с ним в питомник. Врачом работала пожилая женщина, привыкшая лечить лошадей и коров. В запальчивом споре с Андреем она договорилась до того, что собакам вообще не следует уделять много внимания, так как они не занимают ведущего места в нашем животноводстве. Собаки должны выздоравливать сами. А если нет, пусть с ними происходит то, что обусловлено естественными законами природы. И так собак развелось больше чем достаточно. Только и видишь, как по городу ездят фургоны и подбирают бродячих псов.

Женщина была усталая, издерганная. Требование Андрея казалось ей бессмысленной прихотью.

Андрей мог бы пойти к директору или главному врачу и, конечно, добился бы своего, но он терпеливо объяснил ей, какую трудную ночь провел Дикарь, что он сделал и почему ранен.

Женщина отступила:

— Тогда это совсем другое дело. Едем!

Осмотрев Дикаря, она пришла к выводу:

— Все перенесет, будет жить!

Но и тот врач, который обрек Дикаря на смерть, и этот, обещавший ему жизнь, сошлись на одном: им с собакой делать нечего, нужен хирург.

А пока что Дикарь лежал на подстилке в кабинете Геворка, тяжко дышал и нехотя открывал глаза.

Снова Андрей помчался на мотоцикле в город. В последнюю минуту он настиг в зооветеринарном институте известного профессора, собиравшегося идти домой, поругался с ним, потом помирился и сумел убедить, что ученый должен немедленно ехать в питомник. Конечно, он ничего бы не достиг, если бы профессор не почувствовал его отчаяния.

— Вам так уж дорога эта собака?

— Это служебная собака, профессор. Очень ценная.

— Вы за нее отвечаете или это у вас душевная привязанность?

Андрей не любил таких разговоров. Ему было стыдно, объясняясь с мужчиной, употреблять неудобные, непривычные слова, какие можно только читать в книгах, но нельзя произносить в обычной жизни. Душевная привязанность! Два этих слова никак не выражали его отношения к Дикарю.

— Да, — угрюмо сказал он.

— «Да» — то есть отвечаете?

— Привязанность, — выдавил Андрей, краснея.

Профессор сказал:

— Теперь вижу, что приходится ехать.