Караси и щуки

— A позвольте! Зачѣмъ бы иначе въ эту исторію вмѣшалось общество защиты дѣтей отъ жестокаго обращенія. Значитъ, ребенка истязали.

— Значить, по вашему выходить такъ: беремъ мы обыкновеннаго миловиднаго мальчика, начинаемъ истязать, колотить его почемъ попало — и мальчишка черезъ годъ-два уже дирижируетъ симфоническимъ оркестромъ такъ, что всѣ приходятъ въ восторгъ?!. Просто же вы смотрите на вещи.

— Виноватъ! Вы вотъ все меня спрашиваете: объясни, да объясни. A какъ вы сами объясняете?

— Что? Вилли Ферреро?

— Да-съ.

— Тутъ если и можетъ быть объясненіе, то гораздо сложнѣй. Послѣднія завоеванія оптической техники…

— Вы думаете — посредствомъ зеркалъ?

— То есть?

— Знаете, зеркала подъ извѣстнымъ угломъ… Фокусники достигаютъ того, что…

— Нѣтъ-съ, это пустяки. A видѣлъ я лѣтомъ въ «Акваріумѣ» механическаго живописца. Маленькій человѣкъ, который собственноручно портреты съ публики писалъ. Представьте себѣ, я узналъ, какъ это дѣлается: онъ соединенъ электрическимъ проводомъ съ настоящимъ живописцемъ, который сидитъ за кулисами и рисуетъ на другой бумагѣ. И что же вы думаете! Устроено такъ, что маленькій живописецъ геніально точно повторяетъ всѣ его движенія и рисуетъ очень похоже.

— Позвольте! Механическаго человѣка можно двигать электричествомъ, — но вѣдь Ферреро живой мальчикъ! Его даже профессора осматривали.

— Гм! Пожалуй. Ну, въ такомъ случаѣ — я прямо отказываюсь понимать: въ чемъ же тутъ дѣло?!.

Я не могъ больше слушать этого разговора:

— Эй, вы, господа. Все, что мы говорили, можетъ быть очень мило, но почему вамъ не предположить что-либо болѣе простое, чѣмъ электрическіе провода и система зеркалъ…

— Именно?

— Именно, что мальчикъ — просто геніаленъ!

— Ну извините, — возразилъ старикъ-авторъ теоріи объ истязаніи. — Вотъ именно, что это было бы слишкомъ простое объясненіе!

* * *

Подумайте только: на красномъ диванѣ позади меня сидѣли люди, для которыхъ мы пишемъ стихи, разсказы, рисуемъ картины, Шаляпинъ для нихъ поетъ, a Павлова для нихъ танцуетъ.

Не лучше-ли всѣмъ намъ, съ Шаляпинымъ и Павловой во главѣ, заняться оптовой торговлей бычачьими шкурами.

A Вилли Ферреро будетъ y насъ мальчишкой на посылкахъ, — относить счета заказчикамъ…

КАЛИФОРНІЯ БЕЗЪ ЗОЛОТА

Когда первые золотоискатели наткнулись на Калифорнію — они буквально купались въ золотѣ. Вторая волна золотоискателей — болѣе многочисленная — ходила уже только по колѣна въ золотыхъ струяхъ, третья — могла еле омочить пятки, a четвертая, пятая, шестая какъ нахлынула на сухой облѣзшій, когда-то столь густо позолоченный берегъ — такъ ни съ чѣмъ и отхлынула: рѣдкому счастливцу послѣ долгихъ поисковъ попадался золотой слитокъ, довольно ясно видимый подъ микроскопомъ.

Кто, какой піонеръ, какой первый золотоискатель открылъ Выборгъ — этотъ золотой пріискъ, гдѣ можно купить любую вещь дешевле грибовъ — неизвѣстно. Можетъ быть, оно раньше такъ и было — мнѣ о томъ невѣдомо. Но вслѣдъ за первымъ золотоискателемъ изъ Петрограда хлынулъ цѣлый потокъ золотоискателей — вотъ теперь они и бродятъ по унылымъ опустѣвшимъ магазинамъ Выборга — съ видомъ усталыхъ рудокоповъ, изрывшихъ цѣлыя десятины, намывшихъ цѣлыя горы земли и извлекшихъ изъ ея нѣдръ одну только пару, подозрительнаго вида, чулковъ за десять марокъ.

* * *

Компанія измученныхъ петроградцевъ съ остолбенѣлымъ видомъ останавливается передъ витриной крохотной выборгской лавчонки и испускаетъ рядъ отрывистыхъ восклицаній:

— Ого! Ботинки.

— Да. И какъ дешево. 50 марокъ.

— A въ Петроградѣ за такія слупили бы рублей 25.

— Сколько это марокъ вышло бы?

— 25 рублей? Пятьдесятъ четыре съ половиной марки.

— Ну, вотъ видите! На цѣлыхъ четыре съ половиной марки дешевле.

— Зайдемъ, купимъ.

— Да мнѣ такихъ не нужно. Я такихъ не ношу.

— Ну, вотъ еще какія тонкости! Дешево, такъ и бери.

Вваливаются въ магазинчикъ.

— Покажите намъ вотъ эти ботинки… Что? Послѣдняя пара? Ну вотъ, видишь: я тебѣ говорилъ — покупай скорѣй. Гм! Послѣдняя пара: вотъ что значить дешевка. Ну-ка, примѣрь.

— Гм… Вззз… ой!

— Что? Тѣсноваты? Ну, ничего — разносятся. Заверните ему. Плати. Пойдемъ.

— Да я, собственно, такой фасонъ не ношу…

— Но вѣдь дешевы!

— Дешево-то они дешевы. Жаль только, что тѣсноваты.

— A зато на четыре съ половиной марки дешевле.

— Дешевле-то они дешевле.

— То-то и оно. Бери, пойдемъ. A это что — смотри-ка… Магазинъ рамочекъ. Для чего эти рамочки?

— Для чего-нибудь да нужны. Зря продавать не будутъ. И какъ дешево — голубенькая, a семь марокъ стоить. Зайдемъ, купимъ.

Входить всего четверо, но лавочка такъ мала, будто вошли сто.

— Слушайте: для чего эти рамочки, что вы продаете?

— Ля картина…

— Для картинъ, значитъ, — переводить одинъ, очевидно, тонкій знатокъ финскаго языка.

— A черезъ границу провести ихъ можно?

— Ta, мосна.

— Я знаю, что таможня, такъ я вотъ и спрашиваю…

— Ты его не понялъ, — торопливо поправляетъ переводчикъ. — Онъ говоритъ, что можно. Но вѣроятно, спрятать нужно, да?

— Ta, мосна.

— Спрятать. Мы ихъ подъ костюмъ спрячемъ, въ чемоданъ. Знаешь, я возьму пять штукъ.

— И я три. Почемъ онѣ?

— По восьми марокъ.