КАРАТЭ-ДО: МОЙ ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ

В самом деле, дорожки возле общежития требовали к себе постоянного внимания: там часто играли дети. По вечерам, убирая за ними мусор, я иногда бранил детей и говорил, что им лучше играть в саду, чем устраивать беспорядок на дорожках.

Однажды один из них, маленький языкастый дьяволёнок, назвал меня «карасуури» («злая тыква»), а все остальные дети стали хором повторять это прозвище. Я не мог понять, чем же я похож на «злую тыкву», пока вечером не посмотрел в зеркало и не понял сходства. Я рассмеялся. Хотя я никогда не употреблял алкоголя, цвет лица у меня был слегка красноватым, а кожа смуглая. Я понял, что в сознании маленького мальчика возникла ассоциация с тыквой, которая становится красноватой от спелости.

Итак, для моих учеников я был мастером каратэ, для домашних слуг барона Мацудайра – пожилым дворником, а для детей, игравших в саду, «злой тыквой». Сегодня всё это кажется весьма забавным.

Менее забавными были дни нищеты, когда я не мог наскрести денег, необходимых для существования. Однажды я понял, что должен что-то заложить, но что именно? Я долго искал, что-нибудь ценное и, наконец, нашёл старый котелок, который я носил ещё на Окинаве, и окинавское кимоно ручной работы. Тщательно упаковав эти вещи, я потащился в отдалённый ломбард, потому что не хотел, чтобы студенты в общежитии узнали об этом. Мне стыдно было даже показать свои вещи приёмщику в ломбарде, настолько они были старые и поношенные. Я был уверен, что они ничего не стоят. Приёмщик почему-то унёс вещи в заднюю комнату, с кем-то там пошептался и, вернувшись через несколько минут, дал мне за них невероятно большую сумму денег. Я сначала очень удивился, но потом узнал, что младший брат этого приёмщика был одним из учеников в моём додзё.

Даже сегодня, мысленно возвращаясь в то далёкое прошлое и вспоминая те трудные дни, я испытываю глубокую благодарность к моим благодетелям и прежде всего к Косуги Хоан и другим художникам из «Клуба Тополей Табата».

Появление интереса

Постепенно моё финансовое положение начало улучшаться. У меня появилось значительно большее количество учеников. Многие из них были «белыми воротничками» и приходили в додзё сразу же после работы, чтобы позаниматься пару часов. С огромным энтузиазмом они стремились познать каратэ и повысить уровень своего мастерства. Во многом благодаря им, это искусство становилось всё более и более известным людям всех профессий и всех уровней общественного положения.

Особенно заметный сдвиг в развитии и распространении каратэ произошёл, когда университеты, а прежде всего, университет Кэйо, проявили свой интерес к занятиям каратэ. Однажды ко мне в додзё пришёл профессор кафедры немецкого языка и литературы Касуя Синъё с двумя своими сотрудниками и несколькими студентами, желающими изучать каратэ. Вскоре после этого визита в университете Кэйо была создана маленькая группа по изучению каратэ, объединяющая преподавателей и студентов. Это была первая подобная группа в университетах Токио. Теперь, в дополнение к занятиям в моём собственном додзё, я регулярно посещал университетский городок Кэйо, где давал консультации своим новым ученикам.

Вскоре такие же консультации я начал давать студентам из университета Такусёку, который находился поблизости от нашего студенческого общежития.

В один из этих напряженных дней Мэйсэйдзюку посетили великолепно одетый господин и юноша в студенческой форме. Они попросили меня показать им несколько приёмов каратэ, после чего юноша с энтузиазмом заявил о своём решении изучать это искусство. Оказалось, что это был Сайге Китиносукэ, член аристократической фамилии, который несколько лет спустя после Второй Мировой войны был избран в палату представителей парламента.

Припоминаю, что молодой господин был в то время студентом частной аристократической школы. Он снял квартиру в меблированных комнатах Тёгёкан, вблизи от моего додзё, потому что решил, как можно больше времени тратить на изучение каратэ. Когда я сообщил хозяину Тёгёкан, какой аристократический жилец у него обитает, тот был очень удивлён и предложил молодому господину переехать в другие меблированные комнаты в Мёгадани, сказав, что он считает их более чистыми и более подходящими для сына аристократа. Из этих меблированных комнат, юноша несколько лет ежедневно ходил в школу, а потом в моё додзё.