Ночное время часто навевало воспоминания. Не важно, как глубоко я их хоронил, они всегда выкарабкивались на поверхность. Они всегда мучили меня своими особыми ужасами. Иногда мне удавалось засовывать их обратно туда, откуда они взялись. Тогда я мог словить несколько блаженных часов сна, если кошмары оставались под контролем.
Не казалось, что эта ночь будет из таких.
Это была одна из тех ночей, когда не важно, сколько я метался и ворочался, сколько других воспоминаний пытался использовать для борьбы, ничего не помогало.
Так что, с глазами консистенции наждачной бумаги, я выбрался из кровати и пошёл обратно вниз, в бункер, доставая новый ноутбук из стопки и собираясь заняться расследованием.
Я хотел проверить этого нового ублюдка, которого нужно было убрать.
Таков был мой план.
Тогда почему мои пальцы вместо этого ввели имя Эвангелины Круз? Да уж, чёрт меня побери, если бы я знал. Но они это сделали. И как только страница поиска загрузилась, я понял, что назад пути нет.
Так я и действовал.
Я сосредоточенно, методично и дотошно относился к деталям, доводя тщательность до точки абсолютной одержимости.
Но в своей конкретной сфере деятельности я не мог позволить себе ошибиться. В отличие от нашей лажовой системы уголовного правосудия, я
Я не мог позволить себе заснуть на работе.
Ни один из людей, которые попадали в мой бункер, не был убит, пока оставалась хотя бы тень сомнения в их вине.
Чёрт, как в случае с Гарольдом Грейнсом, я часто находил доказательства преступлений лично при человеке. В их бумажниках или в их телефонах.
Они ведь не могли позволить себе надолго отрываться от своего разврата. Им постоянно нужно было носить всё с собой, как защитное одеяло для жестокой падали.
По статистике, один из двадцати пяти, приговорённых к смерти в уголовно-исполнительной системе США, был невиновен.
В моей работе такого не было.
Я никогда не лажал.
Я неделями, или даже месяцами проверял этих людей.
Я надеялся, что мне не понадобится так много времени, чтобы найти следы настоящих родителей Эвангелины Круз.
Это просто не могло быть так долго.
Она скоро снова объявится.
Она ни за что не могла подумать, что я морочил ей голову, говоря, что кто-то пытается её убить. Более того, я на самом деле был честен. Кто-то определённо пытался её убить. Единственной причиной, по которой я не настаивал на необходимости разобраться с этим дерьмом сразу же, было то, что я знал, что в скором времени её не убьют.
Я понятия не имел, как она упустила знаки.
Моим лучшим предположением было то, что она была поглощена заданием найти меня и притащить к себе, и не останавливалась подумать о собственном благополучии. Я понимал одержимость, понимал, как она могла упустить то, что во всех намерениях и целях было довольно тонким.
Но она доверяла моему взгляду достаточно, чтобы знать, что я бы не ошибся. И как только она немного отдохнёт, немного поест и наберётся смелости, она вернётся.
Только до тех пор у меня было время найти её мать, по меньшей мере.
Для этого мне пришлось отследить местоположение её так называемого отца приблизительно двадцать два года назад. Если она была ему не родной, если её каким-то образом украли у биологических родителей, это должно было произойти до пяти лет, после этого дети обычно помнят что-то о том, как их отрывали от матери. Чёрт, даже возраст пяти лет не казался подходящим, но у некоторых детей были просто скомканные воспоминания, а у других мозг закрывался и выталкивал эту травму, чтобы она больше никогда не всплыла на поверхность.
Если бы только нам всем так везло.
— Чёрт, — прорычал я, качая головой от своих мыслей.
Я этого не делал; я не жаловался на свою судьбу. Не важно, что у меня была искренняя причина прятаться в углу и мычать до конца жизни. Такие вещи были частью моего детства. Я стал взрослым мужчиной. Я отказывался быть чёртовой жертвой. Я запер это дерьмо в хранилище и никогда не выпускал, за исключением случаев, когда слишком низко опускал свои стены, чтобы с этим бороться — прямо перед сном и в моменты бессознания.
В любых других случаях… Заперто. К чёртовой. Матери.
Так должно было быть, поэтому так и было.