Караван-сарай

После того, как угас непродолжительный, но бурный фейерверк, Алина и Вася углубились в парк, присев на одной из аллейных скамеек, и уже оттуда еще некоторое время любовались свадебным весельем: музыкой, лившейся из окон, смешливыми стайками молодежи, то и дело выбегавшей на воздух — покурить, размяться.

Ночь, как и день, выдалась теплой и ясной, хотя хрустящий жухлый лист, изредка попадавший под ногу, тактично говорил: впереди не очень теплые дни.

Когда утихло торжество, а молодых увез длинный белый автомобиль, Алина обратилась к Васе (это получилось неожиданно — так долго они уже молчали, находясь во власти сторонней радости):

— Знаешь, о чем я мечтаю…

Вася пошутил:

— Знаю! Ты хочешь еще раз выйти замуж… За меня! И чтобы на этот раз был фейерверк! — он шутливо погладил ее по плечу: — Не переживай, ты ведь сама всегда говоришь, что не в лимузинах и фанфарах счастье…

Но Алина не приняла шутки и сказала грустно и тихо:

— Я мечтаю когда-нибудь получить письмо, написанное детским почерком… Здравствуйте, дядя Вася и тетя Алина! Меня зовут Сажи… У меня все хорошо…

По тому, как Алина вздохнула, Вася понял, что у нее сейчас закраснели, увлажнились глаза. Он не знал, как успокоить жену.

— Ты так часто плачешь в последнее время по всякому пустяку…

— Конечно, — сквозь слезы засмеялась Алина. — И еще мне в последние два дня почему-то солененького хочется… И рябинки появились на щеках, я сегодня заметила. Значит, скоро я буду толстая и некрасивая!

— Алина, наконец-то!.. — Вася не знал, что говорить: — Некрасивая? Ты? Да ты просто дурочка!..

Алина прошептала:

— Я так просила об этом и Николая-Чудотворца, и мою церковь, и мою березку из детства, и нашего единого бога и… мою Камушку… — голос ее опять дрогнул. — Да… — (получилось: «Та…») — я стану толстой и привередливой… А ты, несмотря на это, станешь еще более нежным и внимательным, обходясь при этом без сумасшедших объятий, та?..

Оба они стали пьяные от радости, поэтому их сбивчивый, смятенный толк со стороны мог бы показаться просто счастливым лепетом. На самом деле каждое слово имело большой для них смысл:

— Алина, когда он или она появится на свет, мы все трое поедем в Николо-Березовку…

— Та…

— Наш ребенок должен иметь крепкие корни… Знать о них и не метаться по жизни в их поиске…

— Та…

— Пусть его храмом станет тот, на котором росла твоя упрямая береза…

— Та!..

Они сидели в парке, не замечая, что уже полночь, что уже редки троллейбусы и прохожие.

— Ты должна рассказать мне все, что тебе известно о Николо-Березовке…

— Тебе правда интересно?

— Конечно, — убежденно подтвердил Вася. — Мне кажется, что, интересуясь прошлым, люди непременно становятся добрей. Ведь даже из жестокой истории рождается что-то хорошее — светлая грусть, что ли… Бог, что ли… Может быть, я неверно выражаюсь, но вот так чувствую. И мне кажется, что если ты будешь рассказывать историю хотя бы твоего села, то все мы вместе, в том числе и тот, который в тебе, будем добрее… И…

Вася даже смутился, но Алина поддержала его:

— Конечно, расскажу. О происхождении названия, про чудотворную икону, про бунты, которые прошли через те места — Пугачев, Салават Юлаев… Как в результате мятежей сжигалось селение, исходили люди, разрушался храм… А потом опять восстанавливался. Все расскажу, когда сама узнаю, найду, прочитаю… Жалко, что скоро времени будет, наверное, не хватать…