Караван счастливых историй

А потом я встретилась с Димкой. Случайно все получилось – нас как-то вместе с «Единой Россией» повели в детский дом на экскурсию. Все это организовал руководитель проекта «России важен каждый ребенок» в Пензенской области, я уже была его заместителем в этом проекте. И вот эта неожиданная экскурсия позволила мне познакомиться с моим Димасиком. Дима – это подарок судьбы, у меня совершенно честно стопроцентное ощущение того, что я сама его родила. Это к вопросу: можно ли полюбить чужого ребенка как своего? Еще как можно! Я его увидела совсем маленьким – большая голова, маленькое туловище. Это был один из детей, которых в учреждениях называют «овощами». Меня это всегда страшно коробит, нельзя так о живом человеке говорить, даже если ребенок слепой, глухой и не может двигаться: он живой, он все чувствует. В общем, Диме был годик, но он даже не садился – его брали за ручки, и он на спинку тут же падал. Я взяла его на руки, посадила и смотрю, он сидит. Я уже была более грамотная к тому моменту, говорю сотрудникам: «Смотрите, он сидит!» А персонал все о своем: «Безнадежный, гидроцефальный синдром, задержка в развитии и все такое».

И я подумала, что обязательно найду ему родителей. Сама его домой брать не собиралась. Приехала домой, перерыла весь Интернет, прочитала про этот «гидроцефальный синдром» и попыталась сосватать ему родителей – у меня постоянно был кто-то, кто ищет ребенка. Потом сама закрутилась, приехал режиссер снимать фильм про нашу приемную семью, потом 2 февраля был день рождения моей Насти, и я не смогла дозвониться. С осени они перестали выходить на связь. Я звонила, Виталий не брал трубку, видимо, не хотел общаться, и я очень сильно забеспокоилась. Помню, плакала и очень сильно тосковала по ней. И потом на связь через «Одноклассники» вышла младшая сестра Виталия, Юля, написала, что им очень нужна моя помощь, и дает номер. Я сразу перезваниваю, и тетя Нина, бабушка Насти, говорит: «Наташенька, милая, приезжай! У нас все плохо. У меня был инфаркт. Виталий детьми вообще не занимается, бросил их на меня». Я утром сажусь в машину и к ним за Настей. Она загорелая такая, подросшая, беззубая, вцепилась в меня мертвой хваткой и не отпускает. Сандалии у нее хлюпают, носить нечего, из всего, что мы привезли, она выросла. За все время отец к ним с братом приехал только один раз, и когда у бабушки случился инфаркт, дети были одни в холодном доме. Никто не приехал. Я говорю: «Почему вы мне не позвонили?» Оказывается, они номер мой потеряли, а Виталий не давал и не разрешал звонить. Я говорю: «Вы как хотите, а мы завтра уезжаем с детьми в лагерь для детей-сирот Китежград, и Настю я забираю с собой. Виталия беру на себя». Брат Насти, Вася, меня вообще не знал, он был привязан к бабушке и деду, а то я бы и его забрала. В общем, хватаю Настю, сажаю ее в машину, и мы едем домой. И Настя мне говорит: «Можно я буду снова называть тебя мамой?»

Дети отлично нас встретили: «Ура, Настя!» А сама она, пока жила у бабушки, все время вспоминала Максима и всех нас. Привезли мы ее домой, и началось: спазмы речевые, энурез, памперсы пришлось купить, хотя ей было уже шесть с половиной лет. Все вернулось на круги своя, словно ей три годика. Мы забрали ее в гораздо худшем состоянии, чем отдали. Она вот только сейчас стала сносно говорить, а ей уже 8 лет. Мы целый год с ней учим буквы. Одним словом, был дикий регресс. Бабушка воспитывала детей и ремнем, и в плане послушания Настя стала золото золотое: «Мамулечка, чем тебе помочь?» Каждый день мыла полы, делала все по дому, а детям приемным она заявила: «Я здесь жила до вас, поэтому я здесь главная». И еще она научилась лавировать.

Как только мы приехали с Настей, я сразу позвонила в опеку. Там мне говорят: «Заявление пишите, но выплат вам никаких не будет». Я отвечаю: «Какие выплаты, это мой ребенок, и я ее никому больше не отдам». Заявление написала. Потом позвонила ее отцу и сказала, что Настя у меня. Он признался, что она ему не нужна, нет никаких чувств. К Ваське, сыну, – да, успел привязаться. А на том, чтобы забрать Настю из нашей семьи, настояла его мать. Сказал, что подпишет любую бумажку, какую надо. Мы встретились у нотариуса, он подписал отказ. И недавно его лишили родительских прав в отношении Насти. Психика ребенка умеет защищаться, она теперь спрашивает: «Мама, а почему я жила там?» Я говорю: «Настя, ты очень хотела к бабушке, и она без тебя скучала». Своих кровных мать и отца, которых она видела, живя у бабушки, она не признает. Называет «Васины родители», а мы у нее мама и папа.