Кардинал Ришелье и становление Франции

В мае 1631 г. Тилли осадил, штурмовал и взял Магдебург, единственный город, который встал на сторону Густава Адольфа. Его армия действовала с неоправданной жестокостью, убив около 20 000 человек, в результате чего протестантская Европа сплотилась вокруг шведского короля. Шведы вполне обоснованно могли считать, что Бавария нарушила нейтралитет, тем самым освободив Густава Адольфа от обязательства сохранять уважительное отношение к территориям Баварии и Католической лиги. Зимой того же года Густав Адольф успешно занял Вюрцбург, Франкфурт и Майнц, в то время как войска противной стороны опустошали все земли, которые могли захватить, в попытках прокормить себя, убивая жителей, питаясь падалью, грабя деревни и села. Германские земли были приведены в крайне бедственное состояние, и вся континентальная Европа в тревоге ждала, что будет делать Густав Адольф в следующем, 1632 г.

Возможно, для Ришелье стало большой удачей то, что Густав Адольф, который оказался не поддающимся контролю, переоценил свои силы и был убит в битве при Лютцене 16 ноября 1632 г. Зная о том, что Франция не нанесет ему удара в спину, он предложил смести находившегося перед ним Максимилиана, захватить плодородные и пока еще мирные районы между Дунаем и Альпами, невзирая на швейцарский нейтралитет, и двинуться на Вену. Он уже занял Аугсбург и Мюнхен, когда Валленштейн, вновь назначенный командующим после смерти Тилли, захватил 15 мая Прагу. Любое перемирие между Валленштейном и саксонцами угрожало бы линиям коммуникаций шведов, и Густав был вынужден отступить на север. Ришелье больше заботила Лотарингия, герцог которой в течение трех месяцев своего подчинения Людовику XIII при полной поддержке испанцев снова плел вместе с Гастоном заговор с целью посадить последнего на французский трон. Ришелье, несмотря на это, предпринимал попытки усилить французское военное присутствие в Граубюндене, где Густав нацелился на господство над перевалами.

Ришелье, как обычно, сражался при помощи аргументов закона там, где это было возможно. Его разум, в этом, вероятно, следовавший за навыками церковной практики, оставался приверженным к скрупулезным формальным процедурам, даже когда на кону стояли жизни десятков тысяч людей. «Мемуары» свидетельствуют, что Ришелье придавал огромное значение удержанию Пиньероля, являвшегося залогом французского присутствия на Итальянском полуострове. Отчасти хитростью — благодаря двум сотням французских солдат, спрятанных в подвалах крепости в Пиньероле, — а отчасти благодаря посредничеству Мазарини, ему удалось в 1631 г. оставить Пиньероль за Францией, в ответ на возмущение Испании обвинив ее в том, что испанцы разорвали Монсонский договор, проведя свои войска через Вальтеллину. Он отправился защищать перевалы и вторгся в Лотарингию, чтобы вновь привести к покорности ее герцога.

Чтобы обезопасить французские границы, Ришелье получил согласие курфюрста Филиппа фон Зетерна, архиепископа Трирского, на размещение гарнизонов в крепостях Филиппсбурга и Эренбрейтштейна при слиянии Рейна, Заале и Мозеля, в то время находившихся в руках испанцев. Густав Адольф, радуясь возможности усугубить раздор между Францией и Испанией, послал войска, для того чтобы помочь прогнать испанцев, которые были выбиты из Трира в мае. Испанцы во второй раз взяли этот город, после чего французы осадили его 6 августа и получили обратно через две недели. Эренбрейтштейн пал 12 июня, хотя Филиппсбург держался еще два года. Таким образом, к середине 1632 г. военный конфликт между Францией и Испанией на Рейне уже разгорелся.

Ришелье пока еще удавалось избегать вступления в общеевропейскую войну, поскольку император и так уже разрывался на части, защищая свою территорию от Густава Адольфа, а Испания только что потеряла двадцать восемь кораблей из тридцати, готовых к отправке в Гавану, включая те, что были гружены слитками золота; это была уже третья такая потеря за десятилетие.[225] Испанцы не могли позволить себе вступить в открытую войну с Францией и ограничились организацией попытки убрать французов с берегов Рейна и поддержкой любых восстаний, которые вздумалось бы затеять Гастону Орлеанскому вместе с матерью, находившейся с ноября 1632 г. в Брюсселе. Они также пытались добиться отлучения Ришелье от церкви за то, что он стал инициатором союза с еретиками против католического князя. Вероятность того, что они могли бы преуспеть в этом, была бы ничтожной даже в том случае, если бы миротворец Урбан VIII не был в душе франкофилом.