Кардинал Ришелье и становление Франции

Ришелье ввел Клода в окружение Марии Медичи и в 1628 г. возвел его в ранг государственного секретаря. В 1632 г. король назначил его суперинтендантом финансов. О сыне Бутийе, Леоне, графе де Шавиньи, ставшем позже министром и государственным секретарем, ходили слухи, что он — сын Ришелье и мадам де Бутийе. Но во времена, когда был зачат Леон, Себастьен очень многое делал для Ришелье, и связь между ним и женой Клода, в результате которой появился бы сын (чему нет никаких доказательств), потребовала бы совершенно невероятной степени секретности или же попустительства со стороны трех братьев Клода — Себастьена, Виктора и Дени. Можно быть твердо уверенным, что и это голословное утверждение — лишь еще один пример злонамеренных сплетен, предметом которых Ришелье был на протяжении всей своей карьеры.

Заявления об атеизме Ришелье также не следует принимать в расчет. Они свидетельствуют лишь о том, насколько дикие обвинения выдвигали против него и сколь сильна была приверженность сторонников правого крыла католицизма к антигугенотской идеологии, которая могла заставить их ради дискредитации Ришелье зайти в своих коллективных фантазиях так далеко. Меньше поводов для комментариев давало исполнение Ришелье его религиозных обязанностей, и мы имеем надежные подтверждения его благочестия из источников как внутри, так и за пределами домашнего круга. Он достаточно хорошо чувствовал щекотливость своего положения и испрашивал у папы позволения обсудить в Королевском совете необходимость вступления в войну, которая требует пролития крови, и он чуть ли не умолял папу внести изменение в его священнические обязанности (в котором недавно было отказано испанскому кардиналу), касавшееся ежедневного чтения бревиария. Это занятие отнимало у него не менее часа в день. Он старался не пропускать мессы, сам проводил службы по большим церковным праздникам и каждую неделю исповедовался и причащался. На Пасху он любил удаляться в монастырь.

Положение Ришелье в 1624 г. было тем не менее сложным. Д’Алигр стал канцлером после смерти Сийери в октябре 1624 г., и Шомбер был восстановлен в должности суперинтенданта, хотя и с меньшими полномочиями. Ришелье устроил назначение двух других суперинтендантов — Мишеля де Марийака и Бошара де Шампиньи — и смог удержать в собственных руках основную ответственность как за финансы, так и за иностранные дела. Он смог добиться кардинальства и своего положения в Королевском совете, несмотря на то что еще менее десяти лет назад его прочно ассоциировали с Кончини, а затем с Марией Медичи. Его проницательный ум получил признание, но, какими бы убедительными ни казались его советы, Ришелье понимал, что должен мобилизовать весь свой самоконтроль, невероятное терпение, деликатность и такт, если он хочет добиться доверия короля.

Он также испытывал сильное давление со стороны возглавляемой Берюлем клерикальной партии, которая стремилась укрепить союз с Испанией, подавить гугенотов и разорвать союзы с протестантами за пределами Франции. Поначалу эта группа, политическая преемница старой Католической лиги, связывала себя с Марией Медичи и включала отца Жозефа, Анну Австрийскую и братьев Марийаков.[117]

Ришелье теперь хорошо понимал, что такая политика непременно приведет к установлению в Европе господства Габсбургов, а Франции в лучшем случае будет отведена роль сателлита Испании. А трудности с покорением гугенотских крепостей на западном побережье, которые могли рассчитывать на прибытие продовольствия и поддержки со стороны моря, заставила Ришелье понять, что Франция никогда не восстановит положения господствующей европейской державы без военно-морских сил, которые защитят ее берега и обезопасят торговлю не только на западном побережье, но и в Средиземноморье, на Ла-Манше и Балтике.

После ареста Ла Вьевиля 13 августа 1624 г. Ришелье стал самым влиятельным членом государственного совета.[118] До этого ареста в совет кроме самого Ришелье входили королева-мать, кардинал де Ларошфуко, родившийся в 1558 г., Ледигьер, перешедший в католичество гугенотский коннетабль, д’Алигр, хранитель печатей, и Ла Вьевиль, суперинтендант финансов. На заседаниях присутствовали четыре государственных секретаря, которые открывали их докладами о текущем состоянии дел, информировали короля и готовили ответы. В принципе, приказы не вступали в силу, пока их не завизирует король, чью подпись удостоверял соответствующий секретарь.