Кардинал Ришелье и становление Франции

Мадам де Мотвиль дает великолепный отчет о ярости Марии Медичи и шквале оскорблений и диких обвинений, которыми она разразилась. Ришелье, переполняемый эмоциями, упал на колени и зарыдал. Он дошел до того, что предложил публично извиниться за преступления, которых он не совершал, и вновь подтвердил свою благодарность за все, что королева-мать сделала для него. Не желая униматься, она спросила у короля, предпочтет ли он своей матери слугу. Ни на кого из мемуаристов нельзя положиться полностью, но три из них — Бриенн, Фонтене-Марей и Витторио Сири, почерпнувший свои сведения у Сен-Симона, — сообщают нам, что Ришелье сразу же попросил отставки.

Королю, наконец, удалось унять эмоции своей матери, и он велел Ришелье встать и уйти. Затем он сам удалился и, сделав вид, что не заметил Ришелье во дворе, уехал в своей карете. Марийак с целой группой придворных устремился в Люксембургский дворец, где королева-мать сообщила им о своем ультиматуме. Либо уходит Ришелье, либо она. Это был день поздравлений и вздохов облегчения. Победа Марии Медичи казалась несомненной.

Ришелье тоже так считал и готовился уехать в Гавр, губернатором которого он был, объявив о своем решении мадам де Комбале и Бутийе. Этим же вечером он намеревался отправиться в Понтуаз. По рассказу Таллемана, сведения которого подтверждают Бриенн, Монгла и Фонтене-Марей, прибыл Ла Валетт и предложил ему более разумное решение. Ришелье следует поехать в Версаль, где он сможет по меньшей мере оправдать себя, а в случае, если король проявит к нему благосклонность, как предполагал Ла Валетт, то и поспособствовать дальнейшему укреплению подобного чувства. Приходили и другие лица, выражавшие согласие с мнением Ла Валетта, и тут доставили послание от короля, который хотел видеть Ришелье.

Король, покинув Люксембургский дворец, вернулся на улицу Турнон, где бросился на постель, уязвленный, по словам мадам де Мотвиль, в основном тем, что мать в его присутствии не смогла соблюсти протокола. Затем он приготовился отправиться в Версаль, который тогда еще был простым охотничьим замком, и послал Сен-Симона в Малый Люксембургский дворец, чтобы тот передал Ришелье повеление явиться туда. Сен-Симон отдал записку Ла Валетту, который вручил ее адресату и отправился вместе с ним на улицу Турнон к королю, который к этому моменту уже немного успокоился. В Версале король и Сен-Симон с двумя камергерами уже ждали Ришелье и Ла Валетта. Ришелье упал на колени, поблагодарил короля, который с любовью помог ему подняться и сказал, как признателен он за все, что Ришелье сделал для его матери, и как решительно настроен сейчас защитить Ришелье от клики врагов, которая воспользовалась благосклонностью Марии Медичи.

Ришелье снова опустился на колени и расплакался, когда король сказал о своем намерении и впредь пользоваться его услугами. Людовик снова поднял его на ноги, попросил его остаться на ночь и отпустил всех остальных. Ришелье позже поведал двум своим соратникам, Сирмону и Гурону, о своем ответе королю: несмотря на безмерную благодарность, он предпочел бы уйти в отставку, чтобы не стать причиной ухудшения отношений между Людовиком и его матерью. Король отверг это предложение отчасти потому, что советы Ришелье более ценны для Франции, чем советы его матери, а отчасти (как ему нравилось думать) потому, что зло идет не от Марии Медичи, а от окружающей ее клики, с которой он намерен разделаться. На следующий день Ришелье письменно, в весьма эмоциональной форме, подтвердил свою преданность королю и согласился с его повелением остаться на своем посту.

Далее, как казалось, король действовал по собственной инициативе, пригласив к себе министров и государственных секретарей. Марийак решил, что его вызвали для того, чтобы он занял место Ришелье, но Людовик объявил членам совета, что Марийак — корень всех зол и что он будет избавлен от наказания ввиду возраста и заслуг, но будет снят со своего поста и отправлен в изгнание. Вместе с Сен-Симоном, Ла Валеттом, Бюльоном и Бутийе король решил передать заботу о печатях Шарлю де л’Обепину, маркизу де Шатонеф, а председателем парижского парламента назначить Никола Леже. Оба были друзьями Ришелье. Мишель де Марийак, поняв, наконец, что случилось, написал прошение об отставке из находившегося поблизости Глатиньи, где ему велено было ждать, и присутствовал на мессе, когда от него потребовали вернуть печати. По окончании мессы ему сообщили, что он будет препровожден в место ссылки, выбранное королем, но не сказали, куда именно. Ему велели занять 1600 ливров у своих родственников на эту поездку, но не позволили ни писать кому-либо с дороги, ни брать с собой какие-нибудь вещи. Местом назначения оказался Шатоден, где он и умер 7 августа 1632 г. После его отъезда королеве-матери сообщили о случившемся, и она пришла в ужас. Гийом Ботрю, сатирик и дипломат, ввел в обращение термин «день одураченных», чтобы передать всеобщую обескураженность внезапным поворотом событий, который они приобрели по воле короля.