Карельский блицкриг (СИ)

- А что это вас так удивило? Согласно вашему донесению русские понесли серьезные потери, как в живой силе, так и в танках и в ближайшее время не смогут наступать. Исходя из приведенных вами цифр, потери противника таковы, что его роты превратились во взводы, а батальоны в роты. Лучшего момента для ответного наступления просто трудно себе представить, согласитесь - с едва заметной усмешкой сказал Маннергейм, глядя, как губы командующего Армии перешейка обиженно сжались, а сам он вытянулся перед ним во весь фронт.

- Где наступать вы сами определите. Здесь вам как говорится карты в руки и в этом деле я не намерен навязывать вам свою волю или давать какие-либо рекомендации. Что касается сроков наступления, то оно должно начаться через три, максимум четыре дня.

- Но к чему такая спешка, господин главнокомандующий? Не лучше ли подождать пока сюда не прибудет ранее обещанная нам крупнокалиберная артиллерия. С ней мы сможем нанести русским, куда больший ущерб и сможет оттеснить их от предполья - стал убеждать маршала генерал, но тот был непреклонен.

- Мы не можем ждать, Эстерман, но удар вам придется наносить именно в указанные мною сроки и, ни днем позже. В отношении крупнокалиберной артиллерией вы абсолютно правы, но нельзя забывать, что каждый день нашего бездействия только будет укреплять силы врага. Не нужно быть гениальным стратегом, чтобы предугадать следующий ход Сталина, который уже наверняка отдал приказ Ворошилову подтянуть свежие силы на перешеек и как можно быстрее бросить их на штурм наших укреплений. Все диктаторы мыслят одними категориями. Я неправ? - Маннергейм задал риторический вопрос и, не дожидаясь ответа Эстермана, продолжил.

- Свежее пополнение вы уже получили и вам, ничто не мешает нанести обескровленной армии Мерецкова такой удар, что заставит его надолго отказаться от мысли о новом штурме. Кроме солдат вы можете привлечь к наступлению местное ополчение, которое согласно вашим донесениям с нетерпением ждет возможности поквитаться с русскими.

Все, что говорил маршал, с точки стратегии было абсолютно правильным. С ним трудно было поспорить, но в этот момент Эстермана пугала не правота слов Маннергейма, а тот тон, которым это было произнесено.

В нем не было столь привычной для военных беспрекословной требовательности вышестоящего командира к своему подчиненному. Голос маршала был холоден и непреклонен и в нем, было что-то такое, что заставило Эстермана ощутить себя жертвенным бараном, которого приносят в дар кровавому богу Аресу и отнюдь не по военным соображениям.

Глядя в лицо Маннергейму, командующий перешейком, вдруг поймал себя на том, что главная суть его речи - это начать наступление в назначенный им срок, все остальное - не так важно. Главное нанести удар по войскам Мерецкову, а что это будет стоить его армии и что будет потом, осталось далеко за скобками.

Стоя вытянувшись в струнку насколько это позволяла ему комплекция, Эстерман внезапно понял, что в военные дела вмешалась политика и Маннергейм потворствует этому.

- Но господин маршал! - в отчаянии простонал Эстерман стремясь удержать своего главнокомандующего от неверного шага, но его действия потерпели неудачу. Быстро прочитав во взоре генерала его намерения, Маннергейм мгновенно пресек его попытку на корню.

- Вы задаете слишком много ненужных вопросов, генерал. Я уже сказал вам о свое решение наступать, и менять его не намерен. Сегодня вы получите письменный приказ о переходе в наступление вверенных вам войск. Если вы с ним не согласны и не намерены его выполнять, то можете подать рапорт об отставке. Желающие на ваше место найдутся, можете мне поверить - заверил Эстермана маршал, и сдержанно кивнув головой, генералу покинул его кабинет.

Причина столь жесткого поведения с Эстерманом заключалась в том, что Маннергейм не собирался посвящать его во все подробности своей стратегии. Через три дня финские войска должны были перейти в наступление на Карельском перешейке и на севере Ладоги. Вне зависимости от результатов, оно давало маршалу хорошие козыри в переговорах с западными союзниками.

Сумеют потеснить Мерецкова и Хабарова - хорошо, не сумеют - не беда. Русское наступление выдохлось и значит, можно с чистой совестью объявить, что финская армия успешно остановила продвижение врага. После этого ничто не помешает Маннергейму требовать, а не просить от англичан и французов военную помощь. Ведущей активные боевые действия армии она нужнее в большем объеме, чем сидящей в обороне. Старый маршал умел хорошо считать.

Закончив свои объяснения с командующим перешейком, Маннергейм намеривался покинуть полевую ставку Эстермана, но не смог этого сделать. Он уже был возле двери, когда послышался топот многочисленных ног и раздались всполошенные крики - Воздух! Русские самолеты! Они нас выследили!!