Карибская тайна. Отель Бертрам. Третья девушка. Ночная тьма

— Моя жена убеждена, что в тот день он пробрался в дом тайком, надеясь остаться незамеченным.

— Быть может, он предвидел, что его визит не слишком вас обрадует?

— Несомненно, — сухо ответил Рестарик.

— Но в таком случае, не считаете ли вы тем более вероятным, что ваша дочь могла поехать к нему?

— Не знаю, не знаю. Я так не думал… вначале.

— В полицию вы не обращались?

— Нет.

— В таких случаях разумнее всего поставить в известность полицию. Они тоже умеют молчать, но в их распоряжении есть средства, не доступные частным лицам вроде меня.

— Я не хочу вмешивать сюда полицию. Речь же идет о моей дочери, как вы не понимаете! О моей дочери! Если она решила убе… уехать на некоторое время, не сообщив нам, это ее дело. Оснований полагать, что ей грозит какая-то опасность, у меня нет. Мне… мне просто бы хотелось знать, где она. Для моего собственного спокойствия.

— Мистер Рестарик, но, может быть (надеюсь, я не слишком злоупотребляю вашей любезностью), ваша тревога объясняется не только этой… неопределенностью?

— С чего вы взяли?

— В наши дни в том, что девушки уезжают на несколько дней, не предупредив родителей или подруг, с которыми живут в одной квартире, ничего необычного нет. И я полагаю, тревожитесь вы главным образом потому, что тут замешано что-то еще.

— Что ж, в чем-то вы, возможно, и правы. Но… — Он посмотрел на Пуаро с сомнением. — Очень нелегко говорить о подобных вещах с посторонними.

— Наоборот, — заметил Пуаро. — О таких вещах говорить с посторонними несравненно легче, чем с друзьями или знакомыми. Вы не согласны?

— Да, пожалуй, пожалуй. Я понимаю вашу мысль. Хорошо, сознаюсь: моя девочка меня очень тревожит. Видите ли, она… она не совсем такая, как ее ровесницы, и есть кое-что, что очень напугало меня… нас обоих напугало.

— Вероятно, — сказал Пуаро, — это у нее возрастное, в определенном смысле переходный период, когда девушки способны на поступки, за которые их просто нельзя считать ответственными. Позвольте мне высказать некое предположение. Ваша дочь, возможно, очень расстроена тем, что у нее есть мачеха?

— К сожалению, это так. Хотя, говоря по чести, никаких причин переживать у нее нет, мосье Пуаро. Другое дело, если бы мы только недавно расстались с ее матерью, моей первой женой. Но уже прошло пятнадцать лет. — Он помолчал, — Буду с вами откровенен. В конце-то концов, все это давно известно. Мы с моей первой женой довольно быстро стали чужими людьми. Я встретил другую женщину и по уши влюбился. И уехал с ней в Южную Африку. Моя жена не признавала разводов, и я не стал настаивать. Я вполне обеспечил и ее, и нашу дочь — ей тогда было всего пять лет…

После некоторой паузы он продолжал:

— Сейчас я могу определенно сказать, что тогдашнее мое существование меня совершенно не устраивало. Необходимость сидеть в четырех стенах выводила меня из себя. Мне хотелось поездить по свету. Мой брат упрекал меня за то, что я недостаточно усердно занимаюсь делами нашей фирмы. Он выговаривал мне за лень. Но меня ничуть не привлекала возня с бумажками. Я не находил себе места. Меня манили приключения. Мне хотелось повидать мир, добраться туда, где до меня редко кто бывал… — Он внезапно оборвал свои признания. — Впрочем, к чему докучать вам историей моей жизни! Короче говоря, я уехал в Южную Африку, и Луиза поехала со мной. Ничего хорошего из этого не вышло. Я был в нее влюблен, но мы непрерывно ссорились. Южную Африку она возненавидела. Ей хотелось жить в Лондоне, в Париже, на модных курортах, и мы расстались меньше чем через год.

Он вздохнул.

— Возможно, мне следовало тогда же вернуться, — вернуться к своей прежней пресной жизни, которая была мне так противна. Но я не вернулся. Я не знаю, как бы меня встретила моя жена. Возможно, сочла бы, что простить меня — ее долг. А свой долг она исполняла неукоснительно!

Пуаро не преминул заметить легкую горечь в его тоне.

— Но безусловно я обязан был больше думать о Норме. С другой стороны, у девочки была мать. Материально они были вполне обеспечены. Иногда я посылал ей открытки и подарки, но мне даже в голову не приходило поехать в Англию повидаться с ней. Впрочем, особенно винить меня нельзя. Я вел совсем другую жизнь, и мне казалось, что редкие свидания с отцом будут ее только расстраивать и могут плохо на ней отразиться. Как бы то ни было, мне казалось, что мной руководят самые лучшие побуждения.

Теперь Рестарик говорил быстро. Он как будто был даже рад, что получил возможность выговориться перед благожелательным слушателем. Пуаро часто вызывал такое доверие и максимально это использовал.

— А просто вернуться на родину вам никогда не хотелось?

Рестарик решительно покачал головой.