Карибы. Ресторанчик под пальмами

Обедали мы в одном из местных ресторанчиков. Когда мы сидели в пляжном баре в «Кэп Джулука», держа в руках бутерброд с рыбой, жареным луком и острым местным соусом, или лакомились в закусочной «У дядюшки Эрни» жареной курицей, нас не оставляло ощущение, что мы находимся в отпуске. И это было здорово, несмотря на краткость этого отпуска — длился он всего несколько часов. Именно такое заведение, как закусочная «У дядюшки Эрни», мы изначально и собирались открыть, когда решили перебраться на Ангилью: два гриля, три столика, зонтики, жареная кура, ребрышки или рыба с картошкой за пять баксов — Эрни подавал только обеды, а к ужину уже закрывался. Существование его было простым и беззаботным. Часто я задумывалась о том, как у нас сложилась бы жизнь, если бы арендная плата оказалась не столь высокой и мы смогли бы замутить бизнес попроще. Наверное, мы бы умерли со скуки.

Дневной сон стал неотъемлемой частью нашего распорядка. Стоило не поспать, и по вечерам мы отчаянно зевали. Примерно с двух до четырех мы дремали, а потом срабатывал будильник, напоминавший нам о том, что надо еще подтвердить заявки на бронь, скопившиеся на автоответчике. К пяти вечера мы возвращались в ресторан и готовились к вечернему наплыву посетителей.

Каждую субботу родители Роксаны из желания чуть-чуть подработать ставили у шоссе палатку и кормили обедом проезжающих. Мать Роксаны по имени Ви и несколько ее друзей из церковного прихода накануне два дня готовили суп из бычьих ног, соленую рыбу, тушеных моллюсков, маисовые лепешки и голубцы с бататом. А отец, его звали Бернард, отвечал за столы, стулья, гриль и холодильники.

В плане еды я не консерватор и всегда готова отведать что-нибудь новенькое, однако, признаюсь, Гаррилин и малышка Роксана довольно долго меня уговаривали, прежде чем я рискнула попробовать суп из бычьих ног. Прежде я корчила рожи и говорила, что воображение рисует мне огромных быков, у которых копыта размером с футбольный мяч. Гаррилин и Роксана в ответ только хохотали. Наконец я согласилась заглянуть к ним в субботу в палатку, чтобы попробовать голубцы с бататом. Роксана погладила себя по животику и сказала:

— Мэл, тебе они очень понравятся. Их здесь все на Ангилье очень любят.

— Мэл, ты эти листья уже видела, — призналась Гаррилин, поставив голубцы на стол.

Я никак не могла понять, что она имеет в виду.

— Видишь, бататы завернуты в листья эфедры. Бернард с Роксаной рвут их у вашего ресторана. Это ваши листья.

— Отлично, — кивнула я, — эфедры у нас навалом.

Пусть рвут сколько хотят. — Я посмотрела на зеленые сверточки. Они были больше, нежели я ожидала — сантиметров пятнадцать в длину и где-то семь в диаметре. — Какие здоровые, — покачала я головой. — Нам каждой по одному? А мы справимся?

— Да, голубцы не маленькие. Каждый весит по четыреста граммов. Но они очень вкусные, тебе понравится.

— Расскажи, как вы их делаете, — попросила я.

— Берем два-три листа, в зависимости от размера, а потом заворачиваем в них начинку. Сама знаешь, батат не шибко похож на вашу картошку. Мы его варим, а потом смешиваем со специей, маслом и мускатным орехом. Если батат не очень сладкий, мы добавляем чуток сахара.

— С какой специей? — уточнила я.

— Ну как с какой? С обычной. Знаешь, такая, мы их еще с тобой мелем ее на кухне. Ну маленькие коричневые палочки, типа кусочков коры.

— Корица, что ли?

— Ну да, точно. Я забыла, что вы ее кличете корицей. Мы ее зовем просто «специя».

— Гаррилин, ты забыла сказать, как варить листья. Мама всегда сначала их варит, — перебила ее Роксана.

— Ну да, точно, — спохватилась Гаррилин и тут же пояснила: — Листья эфедры слишком жесткие, поэтому, чтобы они легко гнулись, их надо сперва подержать в кипятке. Потом, — продолжила она, — мы берем длинные кусочки материи, которые нарезаем из старых мешков из-под муки, прихватываем ими листья вокруг картошки, чтобы все не развалилось, а затем готовим в воде. Вот и все.

Я аккуратно развязала сверток. Мне страшно не хотелось этого делать, настолько совершенно он выглядел. Три больших листа разошлись в стороны, словно лепестки распускающегося цветка, обнажив пышущее паром содержимое. Корица окрасила белый, гладкий как шелк батат в коричневый цвет.

Если бы я не знала заранее, что под листьями — батат, я бы ни за что не догадалась об этом сама. Я обожаю корицу, поэтому пришла от голубцов в дикий восторг. По консистенции они напоминали плотный хлебный пудинг, от которого я тоже без ума.

Пока я ела, Гаррилин принесла мне на пробу еще кое-что.

— Отведай-ка, Мэл, вот это, — предложила она. — Это похлебка из голубиного гороха. Видела, как народ горох сушит? Во дворах, на цистернах, где только место свободное есть. Короче, мы кладем стручки на солнце, а потом либо в суп пускаем, либо с рисом готовим. На Ангилье все чуть ли не каждый день едят горох.