Я сидел у окна в старинном кафе на берегу Шпрее и пил виски, чтобы набраться храбрости и сказать ей, что не могу себе позволить увидеть ее сегодня в последний раз. Я уже понял, что должен был видеться с ней снова и снова. Был серый весенний берлинский день. Сыро и неуютно. Затянутое бесцветными облаками небо и витающая в воздухе пробирающая до костей влажность портили настроение. Ее улыбка при входе в кафе осветила всю улицу и мое сердце. Сразу стало тепло и уютно. Да и виски сделал свое дело. Ее синее весеннее пальто до колен и красный с синим шарф, ее зеленые глаза и каштановые волосы напомнили мне цветa рисунков Марка Шагалла. Мы мило поздоровались. Она села напротив и заказала чай с круассанами. Так началась моя с ней история …
Тогда ей было всего лишь 24, но по моим ощущениям между нами не было никакой разницы в возрасте. Ее дух был настолько крепок и зрел, что у меня иногда возникало чувство, будто она старше меня. Все дело в истории ее жизни. Карина рассказывала мне много о себе, история ее жизни поражала меня каждый раз все больше и больше. Она никогда не жаловалась на свою жизнь. Просто рассказывала, когда возникал повод или когда я задавал ей вопросы. За свои двадцать с небольшим она уже пережила столько, сколько многим не доводилось повидать за всю долгую жизнь. Больше всего меня поразила история о том, что привело ее в Европу и оставило здесь. Тогда для меня слово «Россия» ассоциировалось с понятием «темный лес». Из-за работы мне, естественно, приходилось сталкиваться с русскими. Но я никогда тесно с ними не общался, как-то не приходилось. Я начал открывать для себя новый мир, начиная с русской меланхолии, выражающейся уже в тональности «ля минор», с трагичности бытия и заканчивая огромным теплым русским сердцем, согревавшим меня везде и повсюду, независимо от того, сколько времени проходило между нашими встречами. На всех, кто не знал ее истории, она производила впечатление успешной молодой девушки с хорошим образованием, из замечательной семьи. Многие завидовали ей, думая, что ей все давалось очень легко и просто. Она улыбалась и ничего на это не отвечала. Только тень глубокой печали на мгновение пробегала по ее лицу.
В принципе, было абсолютно неважно, что я был итальянец, проведший большую часть своей жизни в странствиях и осевший в конце концов в Мадриде. Мой старший сын, когда был еще совсем маленьким, сообщал с гордостью своим сверстникам, что его отец работает в аэропорту. Он сделал этот вывод, потому что ему вместе с матерью постоянно приxодилось встречать или провожать меня там. А Карина была русской, она тоже искала свое счастье в испаноговорящих странах и нашла свой приют в Берлине. Мы оба были странниками, встретившимися на пути туда, куда в начале нашего знакомства мы и не представляли себе дойти. Наши жизни были похожи на движущийся поезд. На станциях по пути следования в поезд заходили временные пассажиры, сопровождавшие нас какое-то время в пути. Затем они выходили на тех станциях жизни, где, по их мнению, было их настоящее место. Заходили новые. Движение продолжалось. Я, так же, как и она, надеялся выйти когда-то на своей, только для меня предопределенной станции и остаться там навсегда. Итак, мы стали пассажирами одного и того же поезда жизни, несущего нас, как нам казалось, к назначенной цели.
Я встретил ее на том этапе моей жизни, когда мой второй сын только родился, а моя «вторая половина», как ее потом называли в суде, заболела раком и была не в состоянии заботиться о детях. Тогда еще я сам не осознавал, что болезнь, как правило, нам дается, чтобы что-то понять в жизни, чтобы осознать, что мы делаем не так, чтобы повернуть свой корабль в правильное жизненное русло и плыть не к туманному миражу, куда мы держали курс, чуть не разбившись о скалы, а к своему берегу. В случае же с моей «второй половиной» все произошло наоборот. Она обозлилась на мир, стала капризной и вела себя по отношению ко мне и детям просто невыносимо, как это к сожалению случается со многими в болезненном состоянии. Очень часто вместо того, чтобы заняться самим собой и осознать, что делаешь неправильно, люди начинают искать «внешнего виновника». А когда найдут жертву, начинают вымещать на ней все свое недовольство и пытаются сбежать от осознания своих собственных жизненных ошибок. Гораздо легче сказать, что кто-то виноват, чем поработать над собой. Внутренняя работа подразумевает осознание и признание своих собственных ошибок. Эта ситуация осложнялась еще и тем, что из-за моего высокого поста международного уровня мне приходилось постоянно уезжать в командировки и поэтому я не мог ежедневно участвовать в жизни моей семьи. В итоге той самой жертвой выбран был я.