Карл Брюллов

Корнилов, ученик адмирала Лазарева, в свое время вместе с Белингсгаузеном открывшего Антарктиду, был вообще человеком образованным, горячо интересовавшимся литературой и искусством. В одном из писем с борта корабля он просит брата поздравить Кукольника с выходом первого номера его «Художественной газеты». В другом просит его и адмирала П. С. Нахимова подписать на журнал «Современник». С любопытством наблюдал Брюллов, как Корнилов на борту корвета занимался образованием гардемарин, читал им историю. Как-то раз зашла речь о Христе. Познания этих «парней с бритыми усами» оказались совершенно фантастическими. Один сказал, что Христос родился в Иерусалиме, другой — что Иерусалим был тогда населен римлянами, а находился сей город в Персии… С тех пор путники с интересом ждали следующего занятия — что-то еще столь же невероятного скажут матросы. Но это — курьез. А вообще Корнилов с редкой человечностью относился к подчиненным. В часы досуга матросы на его корабле могли от души повеселиться. Гагарин зарисовал однажды пляшущих на палубе, смеющихся матросов. Он же нарисовал в пути и Брюллова, и Корнилова. Однажды Корнилов был восхищен, как его гардемарины сумели вывести с блеском корабль из сложной ситуации. По этому поводу в письме к брату он высказывает интересную мысль: «Мне кажется, можно быть артистом во всякой профессии — нужны только разные способности… Третьего дня мои люди выкинули маневр не хуже картины Брюллова — человек с удобовосприемлемостью не мог бы удержаться от восторга; чтоб восхищаться разрушением Помпеи, необходима также удобовосприемлемость».

Именно таким — мыслящим, глубоко интеллигентным, полным мужественного достоинства изобразил Брюллов Корнилова. Капитан показан стоящим на борту своего брига, опершись на орудие, в свободно-небрежной и вместе величаво-героической позе. За время пути Брюллов успел сделать портреты почти всех офицеров брига, Григория Гагарина и собственный портрет.

Однажды Брюллову пришлось применить свою природную наблюдательность не в художестве, а в морском деле. В Дарданеллах из-за обратного течения и ветра бриг стал на целых одиннадцать суток вместе с множеством других кораблей всех флагов. Брюллов за это время приметил, что в момент захода солнца в проливе на несколько минут воцаряется полное безветрие, а там, где пролив делает поворот, вблизи берега образуется обратное течение. Корнилов долго не решался рискнуть, но Брюллов настоял на своем. И вот под взглядами сотен глаз, прильнувших к подзорным трубам, «Фемистокл» стронулся с места. Когда маневр удался и бриг легко скользнул из узкого пролива в море, аплодисментам и крикам восторга не было конца. Брюллов, как артист со сцены, шутливо раскланивался с палубы набиравшего скорость брига.

30 июля 1835 года прибыли в Смирну. Брюллов вместе с Гагариным поселился недалеко от Константинополя, в Буюк-дере, и прожил там около трех месяцев. Буюк-дере — центр дипломатических миссий, на набережной развевались флаги почти всех европейских держав. Здесь царил европейский образ жизни. Но стоило выйти за пределы предместья, как перед глазами возникали бедность, убожество, грязь узких турецких кварталов, сколоченные из досок, ярко расписанные, но чудом держащиеся дома. Брюллова влечет лениво-шумный образ жизни восточного города, целыми днями бродит он по улочкам и базарам Константинополя. В его акварелях, сепиях возникают то константинопольская гавань, то полдневный час в караван-сарае, то рынок, то турецкое кладбище. Но все турецкие сценки разительно отличаются от работ, сделанных в Греции. Там художник был покорен героизмом людей, величием, каким-то даже духом вечности, которым пронизана природа Эллады. Это чувство сообщало даже беглым наброскам вескую значительность. Причем Брюллов, с юности преданный античности, пленился не только прошлым и даже не столько им, он был захвачен сегодняшней героикой греков. В сутолоке константинопольских будней не было ни героики, ни величия. И работы художника, сделанные там, это жанровые сценки, маленькие юмористические новеллы, пронизанные меткой наблюдательностью, — и не более того.