Карл Радек и германская революция (СИ)

Понимая, что на карту поставлен не только его личный авторитет, но и особое место РКП(б) в Коминтерне, Зиновьев обратился к Барскому со скрытой угрозой: «Если польская компартия захочет выносить решения, мне кажется элементарным, что ей следовало бы выслушать представителя Исполкома и Политбюро… Иначе Вы рискуете стать орудиями во фракционной борьбе в РКП - сами того не желая. Осторожность в таких вопросах, право, не помешает»³⁹ . В устных беседах с лидерами польских коммунистов он был еще откровеннее, пообещав от имени Коминтерна: «Мы вам все кости переломаем». Тем не менее Пленум ЦК КПП 23 декабря выступил против попыток использовать германское поражение для дискредитации политики единого фронта и одновременно подчеркнул: «Мы не допускаем возможности того, чтобы тов. Троцкий оказался вне рядов вождей РКП и Коминтерна»

⁴⁰ .

Декабрьский конфликт сталинско-зиновьевской «тройки» и сторонников Троцкого разворачивался вокруг «правых ошибок» руководства КПГ, представители которого - Вильгельм Пик и Клара Цеткин - находились в Москве и даже были допущены на заседание Политбюро 18 декабря, где обсуждался проект тезисов Зиновьева «Уроки германской революции»⁴¹

. Им пришлось стать свидетелями острой дискуссии, уже мало напоминавшей обсуждение вопроса в кругу политических единомышленников. В отсутствие Троцкого первую скрипку пришлось играть Радеку. В ответ на его выступление Сталин вспомнил об октябрьском ультиматуме: «Вы угрожали, что поднимете компартии Запада против РКП. В день, когда вы это сделаете, вы полетите в два счета из нашей делегации в Коминтерне»⁴² .

Согласно уставу этой организации как «всемирной партии революционного пролетариата», образование в ее Исполкоме партийных делегаций не допускалось, что было подтверждено специальным решением IV конгресса Коминтерна в 1922 году. Тем не менее делегация партии большевиков в ИККИ не только существовала, но и фактически предрешала его политику вплоть до конца 20-х годов, когда это стало прерогативой лично Сталина⁴³ .

Обращение к ленинским принципам и организационным основам большевизма было типичным и популярным аргументом всех оппозиций в РКЩб)-ВКП(б) в первые десять лет после ее октябрьской победы. Лишь оттесненные от рычагов реальной власти в результате аппаратных интриг сторонники «рабочей оппозиции», Троцкого, а позже и Зиновьева с Каменевым вспоминали о внутрипартийной демократии и равенстве всех секций Коминтерна. Тот же Радек неоднократно принимал участие в «чистках» КПГ и других компартий, пока очередь не дошла и до него самого. В условиях неограниченного господства партаппарата «старые большевики», еще недавно сами диктовавшие правила поведения партийным «низам», после перехода в оппозицию к Сталину оказывались генералами без армии.

На положение тех же «низов» были сведены и зарубежные компартии, лидеры которых уже не представляли себе их существования без идеологической и материальной поддержки из Москвы. Реальный механизм принятия решений российским Политбюро оставался для них тайной за семью печатями. Исключения можно было бы пересчитать по пальцам, и одним из них оказалось обсуждение германского вопроса 18 декабря 1923 года. Присутствовавшие на нем члены КПГ услышали в словах Радека явный протест против складывавшейся системы: «Точка зрения т. Сталина означает запрет членам РКП обращаться к Коминтерну по вопросам жизни и смерти русской партии, а также Интернационала, являясь таким образом полным отрицанием основ Коминтерна».

После этого с практикой участия в работе Политбюро членов зарубежных компартий было покончено. Члены «тройки» стали проводить отдельные, фактически фракционные совещания с находившимися в Москве «правыми» и «левыми» германскими коммунистами. 27 декабря проект тезисов Зиновьева был одобрен, а по поводу Радека было заявлено, что его позиция «не выражает мнения ЦК РКП»⁴⁴ . В том же решении Политбюро шла речь о «соглашении с большинством германского ЦК на основе сотрудничества с левой». На самом деле это означало передачу лидерства в КПГ ультралевым элементам во главе с Рут Фишер и конец «радековского» периода в истории этой партии.

В германском вопросе осенью 1923 года оппозиция Троцкого потерпела первое серьезное поражение, хотя о нем и не стало ничего известно рядовым членам партии. На следующий день после решающего заседания Политбюро Радек, Пятаков и Троцкий выступили с контрпроектом резолюции об уроках «германского Октября». 29 декабря Троцкий заявил протест по поводу давления на членов ЦК КПГ: «Особенно опасной представляется мне ультимативная попытка заставить германскую партию принять за основу резолюцию Политбюро, принятую без участия немецких товарищей». Но это были лишь арьергардные бои - в середине января 1924 года победу сталинско-зиновьевской «тройки» закрепили решения Пленума ЦК РКП(б) и расширенного Президиума ИККИ.