Карл Великий

Заручившись посланием и устными инструкциями, спатар высадился в Италии. Но он не мог знать, что его партнер по переговорам король Пипин 6 июля отправился к праотцам, в результате чего миссия высокого представителя оказалась под угрозой срыва. Карл, которого спешно поставили в известность о прибытии византийской делегации, не допустил такого поворота событий и незамедлительно пригласил сановника к себе в Ахен. Тот прибыл во дворец в конце 810 года. Поскольку Арсафий не обладал полномочиями, достаточными для заключения обширных и обязательных соглашений, в начале 811 года он был отправлен домой вместе с франкской делегацией, возглавляемой Хейте, епископом Базельским и аббатом монастыря Рей-хенау, графом Турским Гуго и лангобардом Лионом, который теперь считался «экспертом по итальянским делам». Граф Гуго происходил из семьи эльзасских герцогов Этихонов. При Людовике Благочестивом (наряду с графом Матфридом Орлеанским) он сделал блестящую политическую карьеру и даже стал тестем императора Лотаря I. В 824 году перу ученого епископа и аббата Хейте, видимо, принадлежала резкая критика порядков того времени, причем его не смущал авторитет Карла, неразборчивость в половых связях которого он обличал. Что касается Айо, он известен лишь как лапгобардский бунтарь, вновь принятый милостиво при дворе.

В делегацию еще был включен дож Обелир, который «из-за предательства был смещен, отправлен в Константинополь и там выдан своему (!) господину». Не без основания так называемые имперские анналы свидетельствуют о заключении мира, суть которого определяет прежде всего отказ франков от Венеции. Однако этот отказ распространялся также на прибрежные города Ист-рии и Далмации, как резонно добавляет биограф Эйнхард.

Об обстоятельствах и прелиминариях этого акта о заключении мира мы узнаем кое-что из официального послания Карла императору Византии, которое, очевидно, было передано смешанной делегации. В нем как в зеркале отражаются восприимчивость и надежды правителя франков, свойственные прежде всего его императорскому достоинству. Своего соперника Карл называет «братом» и таким образом с точки зрения протокола ставит себя в один ряд со святым Василием, что, по мнению Эйнхарда, характеризует Карла как великодушного и благородного человека, который путем посылки многочисленных высокородных эмиссаров своим долготерпением преодолевал зависть «римских императоров». Однако в политическом самопонимании Византии мог быть только один «римский» император: преемник Константина и Юстиниана как наследник цезарей. Карл же, наоборот, по ироничному выражению монаха Феофана о вероотступнике, патриархе римском Льве, помазанном с головы до пят, «смешном и противоречащем любому происхождению во имя искупления своих собственных долгов», оставался для греков, как формулирует хронист, и впредь всего-навсего «королем франков» или лишь «Карлом».

Послание как первое донесенное преданием свидетельство, адресованное императором Запада своему визави на Востоке, представляет собой стилистически безупречный, дипломатически сбалансированный и тщательно отделанный образец Сарtatio benevolentiae[90]

, которое льстит получателю, располагает его к себе, но одновременно предвосхищает согласие, которое еще только предстоит достичь в будущих переговорах. Эти строки отражают характерную черту психики Карла. Так, император Запада во имя исполнения общей задачи пребывает в ожидании содействия Христа Иисуса, «именем которого мы наречены», и надеется, «что таким образом мы доведем начатое нами до честного и полезного конца». Вместе с тем в послании излагается предыстория этой миссии, перед которой поначалу стояла лишь одна цель — достичь двора Италийского короля. Послание прежде всего демонстрирует, в каком состоянии духа пребывал Карл из-за неудачи его посольства, в 803 году добравшегося до Константинополя лишь после свержения Ирины и после безуспешного пребывания там вынужденного отправиться в обратный путь. С тех пор Карл, «словно затаившись в норе», находился в ожидании ответа через гонца или в виде послания. Теперь, после встречи со спатаром, он надеется на выяснение еще нерешенных вопросов и на скорый ответ. Послание заканчивается настоятельным замечанием, чтобы «Всемогущий Господь Бог вдохнул волю к миру в сердце Твоей любви, как мы того возжелали». Карл без промедления дал инструкции своим легатам и, невзирая на все колебания, «отправил их навстречу Твоему наполненному любовью братскому расположению».

Не вызывает сомнения: Карл видел поставленную цель — осуществлять свое правление в качестве равноправного императора наряду с «братом» в далеком Константинополе. Как бы в качестве аванса он уже пошел на отказ от Венеции и от городов на Адриатическом побережье. В этих же целях Карл велел препроводить ко двору византийского императора нерешительного дожа, чтобы подвергнуть его наказанию, в то время как его брат находился в Заре (Далмация) как бы в положении изгнанника.