Карлуша

– Ай ты чадо, чадо! – сдерживая смех заголосила тетка – Ты чего это удумал-то? А? Утей кольцевать! Да кто ж такое делает-то?!

– А я это… уже двух окольцевал… – промямлил я.

– Ну, давай, лови их! Где они?

Через минуту, оба «окольцованных» утенка были освобождены из таких «оков».

– А? Вот ведь, удумал-то! – говорила тетка, глядя на меня.

Прошли годы. Но эта забавная история осталась навсегда в моей памяти, тем паче, что папка поневоле стал ее самым веселым «сообщником».

«Орешек», или мать остается матерью

Орешки, наверное, любимая еда не только белок, но и детей. Орешки я очень любил. Особенно фундук, в отличие от грецкого ореха. Тогда еще зубы были крепки и позволяли его просто разгрызть, в отличие от грецкого, где требовался молоток. Это еще молоток искать, а мне лень. А вот фундук – это запросто! Только треск скорлупы, расколотой зубами, шел по комнате.

Как-то узнал я от знакомого, про одну глупейшую шутку с ореховой скорлупой. Не пришло ничего более умного в голову, как подшутить над папой, который должен был поздно вернуться с работы. Взял я орех, аккуратно разгрыз, ядро, естественно, сожрал, а вот разгрызанную скорлупу, аккуратно соединил. Получился пустой орех! «Вот,» – думаю, – «смеху-то будет, как я папку подловлю! Как он с работы придет! Дам ему орех, а он пустой! Вот посмеемся над ним!»

Вот такую мерзкую шутку я хотел сделать. Честно говоря, я и не подумал тогда о всей ее мерзости и пакости! Вернее, она мне как бы не открылась. На свое счастье, посвятил в эту шутку мать. Вздохнула мама, покачала головой, но видя, что не понимаю я весь смысл этой пакости, поняла, что я просто не ведаю, что собираюсь сделать.

– Послушай, – тихим, благородным голосом произнесла она мне тогда, – ты пойми. Папа сейчас придет с работы, уставший, голодный. Ты к нему подбежишь, обнимешь его. Ему знаешь как приятно будет, когда ты его так встретишь! А протянешь ему вот этот «орех», скажешь: «Папа, это тебе!». Ты знаешь, как он обрадуется, что сын заботится о нем. Возьмет в свои руки, поблагодарит тебя, а орех окажется пустой. Увидит он твой обман. Какое же будет у него после этого настроение? Что он подумает о тебе?»

Что такое счастье? В чем оно кроется? Золото, серебро, драгоценные камни, разные золотые цацки – побрякушки для взрослых. Взрослые ли те, кто отдает им предпочтение в миру, где правят деньги? Может быть и так, кто знает? Однако, для меня было действительно счастьем благородное наставление матери. Его нельзя сравнить ни с каким богатством мира сего. Это было действительно благословение Неба! Как только не через мать оно происходит. Ведь мать остается матерью, а это БЕСЦЕННО! Только теперь, после ее слов, открылась мне вся гадость этой пакостной шутки. Поняв всю ее мерзость, искренне, в сердцах швырнул я пустую, подготовленную мною скорлупу, в мусорное ведро! Злую шутку, облеченную в псевдоблагородство! Туда ей и дорога, этой гадости! Помню, как эта «злая шутка», облеченная в ореховую скорлупу, с треском разлетелась надвое! А я вздохнул с облегчением! В этот вечер я с великой любовью встретил отца, по-моему, он даже и не понял, почему я так истово целовал его, крепко обняв за шею.

Всегда благодарен матери за это ее великое наставление мне.

Малик

Мои воспоминания о совсем небольших, но все-таки приключениях, подошли к концу. Конечно, всего не расскажешь, например, о том, как под крышей нашего деревенского дома, поселился весьма недурных размеров паук-крестовик. Одно только брюхо, исключая ноги, было едва не с размером спичечного коробка. Днем его фактически не было видно, так как прятался он там, под крышей, в соломе. А по вечерам, и то изредка, спускался к центру сети-паутины и то совсем ненадолго. Медленно перебирая своими жесткими, с белыми продольными полосами, лапами, он зависал на некоторое время на паутине. В вечернее время он смотрелся зловеще – этот здоровенный паук-крестовик. Затем, как отменный альпинист, подтягивая себя на паутине, буквально взлетал на полметра в высоту и исчезал в соломе. Взрослые и те удивлялись его размерам.

– Надо же какой! Вот ведь вымахал! – удивлялась тетка, рассматривая его, но при этом держась на приличном расстоянии.

Да, он действительно внушал страх. И где угнездился-то, прямо над наличником! Тетки, сестры, находясь в избе, порою поздним вечером, нет-нет, да наблюдали за ним, смотря в окно.

– Ооо! Смотри-ка! Паук появился! – говорила одна тетка.

– Даа! А ну-ка, дай-ка я погляжу! – отвечала сестра.

И обе, подойдя к окну, начинали всматриваться в наступающую мглу начинающейся ночи.

– Это надо, погулять вышел. – проговаривала одна из сестер, рассматривая ночного гостя, вышедшего подышать наступающей прохладой.

А паук, медленно шевеля лапами, на время зависая во мраке на невидимой паутине, создавал жуткое, колющее нервы впечатление, о том, что он, якобы, умеет летать. Я его видел только пару раз, но этого было достаточно, чтобы не поспать пару ночей, находясь под впечатлением.