Карма

Мама напевает за открытой дверью моей комнаты.

Здравствуйте, миссис Сингх!

Я провожу Хелен мимо маты и заталкиваю в ванную. Мы верим, что у нас много жизней. Я запираю дверь на замок. Если живешь правильно, в следующей жизни будешь вознаграждена.

А если много начудишь?

Родишься тараканом.

Круто, – говорит Хелен, рассматривая комки в туши для ресниц. – Реинкарнация. Шанс попробовать снова. Правда ведь, он должен быть у всех?

Мама слышит только музыку

Громко захлопывается крышка пианино.

Что ты сказала? Голос у маты дрожит.

Ничего, мата. Пожалуйста, играй дальше.

Что. Ты. Сказала.

Я сказала, что, когда ты играешь, пальцы у тебя очень быстрые. Бегают, как мыши в амбаре. В смысле… такие веселые мыши.

Да. Мыши. Я играю музыку для кур, коров и спящих котов. А моя дочь говорит, что пальцы у меня похожи на грызунов.

Вскинув над головой красивые руки, мама словно бы играет на подвешенном в воздухе пианино. Ее короткие белые ногти сияют, как опалы.

Внезапно мата хватает меня за руку и тащит вниз по лестнице на кухню. Открывает тяжелую заднюю дверь, пинком распахивает дверь с сеткой от насекомых и выталкивает меня на тусклый солнечный свет. Летом от нас бы в разные стороны бросились испуганно кудахчущие куры. Осенью я услышала бы, как где-то в поле кашляет черными клубами дыма комбайн. Но зимой до меня не доносится ни звука. В прерии тихо. Как в серединке куриного яйца.

Скажи, что ты слышишь, Майя?

Она держит меня за дрожащие плечи. Я ищу ответ поудачнее, такой, чтобы она перестала злиться, улыбнулась и больше не чувствовала себя одинокой. Я хочу сказать, что слышу музыку. Я слышу Баха, когда кормлю кур. Слышу Бетховена в ритме собственного сердца. Музыка окружает меня со всех сторон.

Я слышу твою музыку, мата, – вертится у меня на языке. Но нет, это прозвучит глупо.

Я слышу ветер, – говорю я шепотом. Мата отпускает мои плечи и смотри на свои руки, как будто они чужие. Я его постоянно слышу.

Мама смотрит на небо, исчерченное облаками, похожими на конские хвосты. Если повезет, Майя, этот твой ветер в один прекрасный день унесет меня прочь. Она входит в дом и, потянув сетчатую дверь, щелкает пружинной щеколдой. Потом закрывает и запирает деревянную дверь.

Иногда ветер шепчет мое имя: Майя.

Кто видел ветер?

«Ни ты, ни я не видали, нет.Но когда клонят кроны деревья,

Это их ветра порыву привет».

Миссис Робинсон прочитала нам это стихотворение Кристины Россетти в третьем классе. А потом мы пошли на улицу посмотреть, как это бывает.

Восьмилетние школьники числом двадцать один, со спортивной площадки эльсинорской начальной школы мы во все глаза смотрели на поле. Ждали, когда ветер начнет гнуть колосья.

Вижу, вижу! – закричала я. – Вижу оранжевый ветер!

Нет, детка, – сказала учительница. – Ветер увидеть нельзя. Видно только, как он дует.

Я его правда вижу.

Не видишь, не видишь,

– насмешливо заголосили мои одноклассники. – Ты все придумала.

А я ничего не придумывала. Я на самом деле видела, как над подсолнухами реяла широкая оранжевая лента.

Их смех напомнил мне о том, что я и так уже хорошо знала. Я другая. У меня странные родители, приехавшие издалека. Из-за океана, из страны тюрбанов и сари, где пишут смешными закорючками. Я принадлежу к народу, который умеет видеть то, чего нет. Создает целые миры из ничего – из воздуха, ветра, воды, мести.

Но Хелен, самая красивая девочка в классе, позавидовала мне.

Если бы я умела видеть ветер, я бы умела и прятаться, – шепнула она мне. – А то у моего отца ужасный характер. Он бьет меня даже за то, что я не люблю фасоль!

Она взяла меня за руку. У меня появилась подруга, которой тоже хотелось исчезнуть.

Подслушано через стенку

Амар, со мной никто в городе не разговаривает.

А ты первая заводи разговор. Старайся быть дружелюбней. Со временем этому можно научиться.