Карма

Ты забыла про стыд, Джива. Он все, что у нас осталось. А стыд – это ярость, которая не смеет действовать.

Знак

Первый я нахожу на верхней ступеньке, растоптанный в лепешку. По нему прошелся десяток ног. После них трудно понять, какого цвета был цветок.

Второй лежит в самом углу на нижней ступеньке. Уже увядающий.

Третий – снаружи у подъезда гостиницы. Свежий. Похоже, он выпал из гирлянды.

Четвертый – на подъездной дорожке. Пятый – на улице. Шестой – под прилавком продавца чая. Седьмой – на автобусной остановке. Восьмой, девятый – на улице, в переулке, потом еще десяток, разбросанных во дворе храма.

Никто больше не обращает на них внимания. Пушистые цветки бархатцев мешаются с остальным городским мусором. Но я вижу их повсюду. Словно у моих ног расстелен ярко– оранжевый цветочный ковер.

Он знает, где я. Где я хожу, где сплю, где ем, где молюсь. Ему известен каждый шаг, который я делаю без него.

Он не оставил меня! Не забыл! Каждый новый день Сандип украшает мне своими приношениями.

Сон

Сон – это хорошо. Он разделяет нас с отцом. Мы с ним уже больше не можем выносить правду друг друга.

Но даже во сне гнев не оставляет его в покое. Буря чувств искажает пересеченное шрамом лицо.

Раньше я его не боялась, несмотря на его высокий рост, громогласную речь и уверенность в себе. Но сейчас при виде скорчившегося на кровати маленького чернявого человека я дрожу от страха.

Его вера, такая тактичная в эльсинорской жизни, сделалась в десять раз сильнее, в сто раз осязаемей. На его скелет давит невероятная тяжесть долга.

Он и во сне не расстается с кинжалом. Прости меня, Боже, – шепчет он. За что? За грехи, которые ему только предстоит совершить?

Желание

Я стараюсь не уснуть.

(Он разыщет меня.)

Чтобы услышать легкий стук в дверь, о котором я молюсь.

тук-тук

Тихо, чтобы не разбудить бапу, я выскользну в коридор, прямо в объятия Сандипа. Он целует меня. Он сдержал обещание вернуться. Утром. Когда взойдет солнце.

Но против воли я засыпаю и не слышу стука в дверь моих снов.

Падение

Небо во сне безупречно черное. Луна прячется за дымкой, как робкая девушка за юбкой матери. В пространстве слышится гул. Потом его прорезают лучи света – это пилот нанизывает звезды на зеленые ленты.

Бапу сидит рядом со мной. Он все время ерзает. У него трясутся колени. Лежащий на них желтый тюрбан начинает разматываться. Я тяну за ткань, мне интересно, где у нее конец. У веры нет конца, Джива, – говорит бапу. – Она пылает в вечности.

Я смотрю в иллюминатор и вижу, что на крыле стоит моя мама. Она моет черные волосы неба. Поливает шелковые пряди жидкими звездами. Когда гребень застревает в одной из прядей, она говорит: Это пустяки. Сейчас распутаем и расчешем.

Все это на самом деле? Я не могу понять. Я хочу спросить у бапу, но сильнейший шквал не позволяет мне произнести ни звука. На месте иллюминаторов и дверей зияют дыры. Непристегнутых пассажиров засасывает холодный наружный воздух. Оглушительно ревет ветер, кричать бесполезно. Мы падаем.

Я смотрю на отца. Он придумает, как нам спастись. Но лицо у него неподвижно, как маска. И в следующее мгновение я понимаю: крушение самолета не случайно. Бапу знал, что оно произойдет.

Я кричу ему: К этому и привел нас твой гнев? К новым неповинным жертвам?

Он шевелит губами и что-то шепчет, но очень тихо. Я наклоняюсь ближе к нему, чтобы расслышать слова: Где твое милосердие? Где твоя человечность?

Самолет падает в океан, и вода в нем воспламеняется. Мы все вместе плывем сквозь пламя. Руки у нас раскалены, как расплавленный металл, но тела мерзнут. Пока у нас хватает сил, мы кричим.

Помогите! Спасите нас от этих мук!

Пробуждение

Я просыпаюсь в поту. Во рту пересохло. Не хватает воздуха. Я слишком поспешно открываю глаза, и меня ослепляет свет. Я зажмуриваюсь и снова открываю их, уже медленнее. В темноте что-то сверкает отраженным лунным светом. Форма предмета мне знакома, но мозг принимает правду не сразу.

Это лезвие. Нацеленное на мое горло.

Бапу, проснись, – шепчу я.

Лезвие поворачивается, поблескивая.

Проснись, бапу. Пожалуйста.

Он хрипит, поняв, где он и что делает. Смотрит на руку с ножом. На мое лицо. Его глаза наполняются ужасом.

Он соскакивает с кровати. Захлопывает за собой дверь туалета.

Там он бьется и бросается на стены, как будто попал в западню.

Дверь

Кто-то колотит снаружи.

Что там у вас происходит? Открывайте сейчас же!

Я поворачиваю замок. Приоткрываю дверь в коридор – совсем чуть-чуть, на узкую щелку. И стараюсь дышать ровнее.

Он пьян? – спрашивает мужчина.

Нет…

Тогда в чем дело?