Karmalogic

Долг — это внутреннее, добровольное, самое личное побуждение человека, которое не должно быть навязано силой или извне. Именно это имел в виду Иммануил Кант, формулируя свою концепцию категорического императива как верховного морального закона. «Две вещи наполняют душу всегда новым и все более сильным удивлением и благоговением, — писал знаменитый немецкий философ, — чем чаще и продолжительнее мы размышляем о них, — это звездное небо надо мной и моральный закон во мне»[953]. По мнению Канта, для человека моральный закон есть императив, который повелевает категорически, поскольку человек имеет потребности и подвержен воздействию чувственных побуждений, а значит, способен к максимам, противоречащим моральному закону. Императив означает отношение человеческой воли к этому закону как обязательность, т. е. внутреннее разумное принуждение к нравственным поступкам. В этом и заключается понятие долга: «Долг есть необходимость действия из уважения к нравственному закону»[954]. Таким образом, по мысли философа,

нравственный закон, не зависящий от посторонних причин, единственно делает человека по-настоящему свободным[955].

Должища, что печища: сколько ни клади дров, все мало

Знаменитый австрийский психиатр, философ и основатель психоанализа Зигмунд Фрейд связывал понятие долга с наличием в психике человека уровня «Сверх-Я» («Супер-Эго»). Оно представляет собой нашего внутреннего отца, который критично рассматривает все наши поступки и давит нормами морали и чувством вины[956]

. Таким образом, личность воспринимает долг как внешнее насилие, которое может стать внутренним, но его репрессивная сущность от этого не меняется.

В ходе социализации человек учится получать удовольствие от выполнения долга, но для этого ему, по мнению Фрейда, необходимо сублимировать свои природные потребности, то есть перенаправить энергию либидо на социально значимые цели. В этом случае человек избегает невроза и получает пусть не животное, а специфически человеческое, но реальное удовлетворение. Это может быть эстетическое переживание в ходе художественного творчества (написания книги, создания картины), интеллектуальное наслаждение от сделанного научного открытия или радость от победы в спортивном соревновании. Другими словами, человеку нужна реальная награда за выполнение долга, а не просто подчинение репрессивной социальной власти как выполнение абстрактного «надо».

Похожую точку зрения развивает американский экономист Мансур Олсон, излагая логику организации коллективных действий[957]. Пока каждый отдельный член коллектива не увидит своей индивидуальной выгоды в общем деле, он будет скорее следовать индивидуальной, а не коллективной программе действий. Никакого абстрактного долга перед коллективом не существует — этот долг должен приобретать вполне материальную выгоду. Только тогда он становится значимым для индивида, а сам индивид не за страх, а за совесть будет идентифицировать себя с коллективом и стремиться к достижению общих целей, которые будут вполне конкретно в чем-то совпадать с его личными.

«У нас всех есть один якорь, с которого, если сам не захочешь, никогда не сорвешься: чувство долга».

Иван Тургенев

Критику абстрактной коллективности последовательно осуществляли представители австрийской школы политэкономии[958], которые подводили под свои экономические расчеты философскую основу, начиная с Леопольда фон Мизеса и заканчивая Фридрихом фон Хаеком, который системно критиковал социализм как абстрактный коллективизм[959]

.

С точки зрения представителей этой школы, только рыночные механизмы (отвечающие за формирование цен и распределение ресурсов) способны установить, как должен действовать человек — не только в экономической сфере, но и в других областях жизни. Такой методологический индивидуализм и даже субъективизм являются одним из классических оснований современного политического либерализма.

В философии радикальную критику формального понимания долга осуществил известный немецкий философ и основатель философской антропологии Макс Шелер в своей классической работе «Формализм в этике и материальная этика ценностей»[960], в которой, в частности, указывал на невозможность обоснования понятия долга без обращения к содержанию, то есть к предмету долженствования.