Карманный линкор. «Адмирал Шеер» в Атлантике

Однако на военном корабле большую часть свободного пространства занимают всевозможные приборы, оборудование и вооружение, без которых невозможно управлять кораблем и вести бой, и матросам приходится довольствоваться тем, что осталось. Поэтому жилые помещения ограничены, рук не хватает, и те, кто оказался на корабле, вынуждены работать сверхурочно. Недаром на флоте так тщательно и долго готовят и офицеров, и матросов. По-другому не обойтись. И точно так же, как хорошая подготовка приносит свои дивиденды во время службы во флоте, она не проходит даром и потом, когда, прослужив положенный срок, моряк возвращается на сушу, где должен переквалифицироваться и заниматься обычными гражданскими делами. Неопровержимый факт, что моряки, демобилизованные из флота как после Первой мировой войны, так и после Второй, гораздо легче устраивались и зарабатывали себе на жизнь в новом и чужом для них мире, в который они пришли, чем их коллеги из сухопутной армии и авиации. Мольтке был прав: «В конечном итоге везет тому, кто знает свое дело».

Но даже в трудовой рутине есть свои светлые стороны. Моряк всегда найдет время посмеяться. К примеру, однажды старшина инструктировал матросов по обращению с 2-сантиметровым пулеметом. Закончив, он обнаружил, что один матрос как будто бы вообще не понял, о чем шла речь, — скорее всего, из-за невнимания, решил старшина, и так пропесочил непонятливого слушателя, что у того волосы встали дыбом. На этом дело могло и кончиться, если бы в тот момент к ним не заглянул вахтенный офицер проверить свою паству и не услышал, как старшина отчитывает матроса. Тогда он отвел инструктора в сторонку и сказал мягко, но решительно:

— Не стоит так накидываться на матросов. Вы их только напугаете, и от страха они вообще перестанут соображать. Смотрите, как поступаю я. Мне кажется, таким способом вы добьетесь больших результатов.

После этого он повернулся и обратился к матросу:

— Послушайте, дружище. Я уверен, что вы справитесь. Представьте себе, что вы в увольнительной и пошли пропустить стаканчик с вашим лучшим другом. И вот он попросил вас рассказать, как действует двухсантиметровый пулемет. Наверняка вы все бы ему растолковали. Ну, так что бы вы ему сказали?

Матрос просветлел; очевидно, его мозги заработали на полную катушку. Вахтенный офицер с самоуверенным видом ждал ответа.

— В общем, господин офицер, — начал матрос, — я бы сказал так… — И тут ему в голову пришла какая-то неожиданная мысль. — Господи, какой я дурак! — раздосадованно воскликнул он. — Да я бы ни слова ему не сказал. Из-за такой вот болтовни погибают люди!

На несколько секунд воцарилась мертвая тишина. Потом офицер решил ретироваться, собрав все достоинство, которое только смог в себе найти. Выйдя из пределов слышимости, он расхохотался. И не он один. Его примеру последовал весь корабль, когда об инциденте стало известно.

Пленники «Шеера» снова вышли на палубу поразмяться. Прошлую партию пленных передали на «Нордмарк» и «Дюкезу». Экипаж немецкого крейсера уже начал различать представителей разных национальностей по их поведению. Пленные представляли собой интересный объект для изучения. Британцы, как правило, мерили шагами палубу, словно звери в клетке, тоскуя по потерянной свободе. Даже находясь в плену, они нисколько не утрачивали национальной гордости и уверенности, казалось, что кроме их соотечественников для них никто не существует. Ко всем остальным они относились подозрительно и сдержанно. Британцы никогда не отличались болтливостью, и, хотя при других обстоятельствах из них могли бы выйти отличные спутники, теперь они были еще более нелюдимы и неразговорчивы, чем всегда, а некоторые из них словно бы разучились говорить что-либо, кроме односложных слов.

Голландцы были другие, намного флегматичнее. В отличие от поджарых и жилистых англичан они имели склонность к полноте. Голландцы не шагали взад-вперед по палубе. Они чаще сидели на одном месте или стояли, опершись на что-нибудь, и дышали свежим воздухом. Даже в их трубках сказывались некоторые черты национального характера. Когда англичанин закуривал трубку, а это бывало нередко, обычно она агрессивно торчала между его зубов почти под прямым углом. Трубка голландца мирным изгибом спускалась вниз.

Норвежцы отличались от всех остальных. Они тоже не ходили по палубе, но стояли, как памятники, и глядели на море. По большей части это были здоровые, широкоплечие парни со светлыми волосами и голубыми глазами, и даже теперь было нетрудно узнать в них тех великанов, о которых писали Тацит и Цезарь.