Карманный оракул (сборник)

Ужас в том, что поздние заблуждения кладут отсвет – точнее, тень – на всю предыдущую биографию писателя: Мережковскому не простится поддержка Гитлера, Гамсуну – восторги по его адресу, даром что оба успели раскаяться. Это не мешает нам чтить Мережковского и Гамсуна – и все-таки заставляет искать: где был тот роковой поворот? Что тут причиной – страх перед будущим, апологетическая вера в культуру, слишком сильная ненависть к демократическим упрощениям и девальвациям? И можно ли вообще остановить художника на страшном пути – или это тоже один из его уроков, который он дает современникам, жертвуя собой? Ведь заблуждения великих мастеров для того и явлены человечеству, чтобы оно их не повторяло. И может быть, кто-то, сравнив раннюю и позднюю прозу Распутина, лучше поймет, чем кончается идеология и практика русского национализма.

Тогда все не напрасно.

В одном отношении не сбылось вовсе: никого этот урок не остановил. В другом сбылось абсолютно: все, кто так или иначе перешел на однозначно-почвенную сторону, утратили не только представления о добре и зле, но и литературный талант. Вернется ли он после выхода из-под этого гипноза – не знаю; думаю, что нет. Посмотрим, что будет с людьми, которые в это не верят, а постмодернистским образом играют.

Архискверный Достоевский

1.

Сегодня Достоевский на глазах становится одним из государственных авторитетов, и если верховная власть по инерции либо лености продолжает цитировать Ильина, освоенного спичрайтерами вдоль и поперек, то идеологи уже откровенно ссылаются на главного разоблачителя революционных бесов, словно никакой иной бесовщины у нас отродясь не бывало. Больше всего меня изумил Денис Горелов, когда-то кинообозреватель «Московского комсомольца», а ныне, после долгой невостребованности, сотрудник «Комсомольской правды». Путь Горелова объясним: он и в конце девяностых был большим сторонником чеченской войны, верил, что эта война поможет нации собраться, самоопределиться и т. д. Впоследствии – в 2011–2012 годах – бывший обозреватель журнала «Столица» и любимый кинокритик «Сеанса» побыл колумнистом журнала «Однако». Сегодня он открыл для себя Достоевского и в номере «КП» от 13 ноября, в обзоре «Трудно представить, до какой степени Европа нас боится», пишет следующее:

«Удивительно – слово “либерал” было в России ругательным еще в 1876 году, да еще в устах самого Достоевского. Видимо, это не слишком здорово, но, похоже, иной трактовки либерализма здесь не будет. Отчего-то русский либерал всегда, без исключений, оказывается в чужом окопе. А может быть, в русском языке этому слову уже сопутствует привкус национальной измены? Если человек либеральных убеждений остается патриотом – его в России зовут по-другому. Человечнее как-то.

И резюме: “Вновь на русских смотрят в Европе недоверчиво. Но, однако, что нам гоняться за доверчивостью Европы?”

Да и с кем она связалась в защите иллюзорного, сильными похеренного международного права? Первую “холодную войну” вели Кремль и сотня прикормленных журналистов-международников. Население не питало враждебности к США и не верило в коммунизм. Сегодня дыбом встала вся страна от Лимонова до Горбачева. И с нею – самый великий из русских зэков и самый злющий из богов русской словесности».