Роман Ясюкевич

Карнавал

Сказки

I

Картина

Одним прекрасным весенним днем молодой художник, живший в маленькой комнатушке на самом чердаке (их называют мансардами), отложил кисть, отошел от незаконченного холста и придирчивым взглядом окинул свою работу.

— Надо бы хлеба купить, — подумал художник.

Пересчитав наличность, он ссыпал медяки в карман и вышел на улицу. Не успел он сделать и несколько шагов, как из стоявшей неподалеку кареты выскочили две бородатые личности, вооруженные до зубов колющими и режущими предметами. Жутко вращая глазами и рыча на перепуганных прохожих, они стукнули молодого человека по голове чем-то тяжелым, сунули в мешок, подхватили, и, прыгнув в карету, умчались в неизвестном направлении.

Когда содержимое пыльного мешка вновь осознало себя художником, то обнаружило, что находится в богато убранной комнате. Тяжелые, золоченые рамы картин работы старинных мастеров, пурпурные бархатные драпировки и шторы, серебряные канделябры в рост человека, ароматичные свечи… «Бархат и золото: пошло, но внушительно», — подумал художник. Тут распахнулись высокие дубовые двери, и вошла девушка в голубом… В общем, одна из таких девушек, заметив которых, мы втягиваем животы, расправляем плечи и значительно надуваем щеки, а художники начинают судорожно рыскать по карманам в поисках этюдника, или, на худой конец, огрызка карандаша и счета от бакалейщика.

— Прошу извинить меня, — произнесла девушка нежнейшим голосом, — что была вынуждена начать наше знакомство таким странным образом. Вы не сердитесь на меня?

— Я-а? О-о! — только и смог вымолвить художник, поморщившись от боли в затылке.

— Дело в том, — продолжала девушка, — что я хотела заказать вам портрет…

— Я понимаю! Ни слова больше! Когда можно начинать?

— Какой вы нетерпеливый! — улыбнулась девушка. — Но вы мне нравитесь. Я поняла, что не ошиблась в выборе. Начинать можно прямо сейчас. Краски и холст вам принесут. Только должна вас сразу предупредить: ни стирать, ни изменять ничего нельзя. Мои люди будут за этим следить.

— Согласен, согласен! — воскликнул художник.

— И еще… обещайте мне, что исполните любые просьбы вошедшего в эти двери. Какими бы странными они вам не показались. Обещаете?

Художник обещал, не особенно вникая в смысл слов незнакомки: он разбирал кисти и краски, которые доставили уже известные бородатые личности. Натянув холст и быстро загрунтовав его, художник по еще не просохшему грунту тончайшей колонковой кистью принялся набрасывать контуры будущей картины. Присутствие за спиной посторонних с обнаженными ятаганами вначале сковывало, но вскоре он увлекся и забыл обо всем кроме работы.

На другой день, в назначенный час, двери опять распахнулись и вслед за телохранителями в комнату вполз мерзкий плешивый старикашка. Блудливо хихикнув, он забрался в кресло, в котором вчера сидела прекрасная незнакомка, и прошамкал:

— Это ты, красавчик, малюешь мой партретик? Давай, малюй на здоровье, а я пока вздремну. Чего глазки вылупил? Обещание давал? Вот и малюй. Прям поверх малюй, потом разберемся, ху из кто. И не вздумай брыкаться, хе-хе!

Художник, было, возмутился, но телохранители, заступив дорогу, приставили острия ятаганов к его груди. Пришлось подчиниться. Холст был слишком мал, но художник так сумел вписать старика, словно тот выглядывал из-за девушки. Его даже обрадовал получившийся контраст.

Назавтра позировал третий человек. Он был пьян и груб и заставил писать себя во весь холст.

Так продолжалось может быть месяц, а может быть, год. Не раз и не два художник пытался бежать, но все его попытки оканчивались неудачей. Он уже не протестовал, когда очередной натурщик навязывал свои прихоти. Лишь когда приходила девушка, он оживал и пытался так ее изобразить, чтобы чудесные черты можно было разглядеть в сонме других лиц.

Наконец, девушка сказала, что сеансов больше не будет. Художник хотел отойти от мольберта и взглянуть на свое «творение», но страшный удар лишил его сознания.

Очнулся он у себя на чердаке. Все покрывал толстый слой пыли. А в углу стояла, повернутая к стене, та самая картина. «Не понравилось», — желчно подумал художник, поморщившись от боли в затылке. В дверь постучали.

— Открыто, — недовольно крикнул художник и на лестнице раздался многоголосый восторженный вопль. В комнату ввалились его давние друзья и подруги.

— Где тебя носило, блудный сын! — заорал с порога громадный парень. Начались расспросы, шум, смех. Не выдержав, художник сказал, что пойдет сварит кофе.

— Гони! Нет, я с тобой! А то опять пропадешь на целую вечность! — захохотал парень.

— Не пропаду.

— А эт-то что такое? — спросила какая-то пьяненькая девица, указывая на портрет.

— Это называется обратная сторона картины! — снова громыхнул неунывающий верзила.

— Смотри, если хочешь, — сказал художник и вышел.

Когда он вернулся, держа в руках кофейник, то застал гостей в странном молчании застывших перед холстом.

— Черт меня побери! Это лучший автопортрет, что я когда-либо видел, — произнес кто-то.

Петух и Солнце