Светика так и сделала, а потом занялась подготовкой к приходу колдуна. Первым делом намазала пол маслом, затем подвесила вёдра, налив в них всю жидкость, какую только удалось найти в кладовке и кабинете химии. Каждое ведро крепилось на тонкую, почти незаметную, но очень прочную проволоку, которую феечка натянула по всему коридору на разных уровнях. Потом, вооружившись сковородкой, Светика приготовилась к обороне.
Колдун появился внезапно — возник из воздуха, но его ноги тут же разъехались на скользком полу, он упал, проехал на животе, ударился головой о стену. Ему удалось подняться, но он вмиг запутался в проволоке, и на него вылилось всё содержимое вёдер. Бранясь, Изор выбрался из проволочной паутины, взмахнул рукой, произнёс заклятие, отменяющее всё волшебство. Но ничего не произошло, волшебства-то не было. То и дело поскальзываясь, колдун опять пошёл к девочке и снова запутался в проволоке, сверху на него посыпались швабры, грабли и прочая хозяйственная утварь. Но и это не остановило колдуна, он подскочил к феечке, та увернулась и с силой треснула Изора сковородой по голове, но тот устоял на ногах. Он схватил Светику за крылышко и чуть не оторвал его. Девочка закричала — ей было очень больно.
И тут двери распахнулись и весь коридор залило ослепительным светом. Прекрасный рождественский ангел вышел из зала. Грозно глянул на колдуна, и тот, выпустив феечку, рухнул на колени, моля о прощении.
— А что теперь будет с колдуном? — спросила феечка у рождественского ангела.
— Его лишат магической силы, и он будет доживать свой век как обычный человек. Видишь ли, любые таланты и способности — это дар. И использовать его надо только во благо. Главное, не навредить — это закон.
— Ой, а я своим случайным волшебством навредила целому городку! Меня поэтому и наказали. Что же теперь делать? Я не могу помочь жителям, не помню, что за заклятие тогда произнесла. Меня теперь тоже лишат силы?
— Ну что ты, Светика! Неужели ты думаешь, что Василина Умудрённая оставила бы горожан в беде? Она сразу же всё исправила. А тебя наказала, чтобы ты всё сама прочувствовала и поняла: пользоваться волшебством нужно вдумчиво и внимательно. Магия сама по себе не зло и не добро, её таковой делает обладатель дара. Вот Ингмар перешёл все дозволенные границы — сама видела, скольких людей он заколдовал, меня пленил.
— А зачем он это сделал?
— Неужели непонятно? Чтобы жить вечно. Каждые триста лет в Рождество он проводил обряд, который дарил ему молодость, силу и жизнь. Для этого ему нужен рождественский ангел, который исполнял бы его желания. А тех, кто узнавал его и его секрет, Ингмар своим колдовством превращал в ёлочные игрушки.
— Почему именно в ёлочные игрушки?
— Чтобы можно было их повесить на ёлку. Если бы он превращал всех во что-то другое, за столько лет ему бы места в академии не хватило. Ладно, Светика, пора нам попрощаться, здесь ещё много чего надо уладить.
— А можно ещё вопрос? Как ты расколдовался? Я же не знала, как это сделать!
— Подумай, ты же умная девочка.
— Ингмар, когда хотел меня поймать, думал, что я наставила магических ловушек, он произнёс заклятие, отменяющее всё волшебство, правильно?
— Да, в пылу гнева он не подумал, что это заклинание отменит и его колдовство. Но если бы ты не сняла нас с ёлки, то мы бы погибли, ёлка-то мгновенно исчезла. Ты, милая, спасла много жизней! А теперь тебе пора домой, а то прозеваешь рождественского ангела и он не выполнит твоё желание.
Феечка вышла на улицу. Снегопад давно прекратился, было тихо. Её уже ждала повозка, запряжённая в стаю красногрудых снегирей. Они быстро домчат её до дому. Светика счастливо улыбнулась…
До наступления рассвета оставалась жалкая горстка песка, что Хэвон соскрёб с черепиц на крыше детского приюта. Ладони окрасились в огненно-красный. В озорных карих глазах сверкнули первые солнечные лучи. Браслет из ракушек на запястье игриво звякнул. Хэвон улыбнулся, подтянул длинный носок на левой ноге и свесил её с края, вторую — прижал к себе, обхватив руками, и положил подбородок на коленку, обмотанную старым бинтом. На нём осталось пятно засохшей крови. Его нужно было давно сменить, но Хэвон носил бинт с гордостью и для устрашающего вида. Дети боялись крови.
С высоты второго этажа, пейзаж открывался убогий. Серые стены и пустой задний двор, заваленный ящиками, бочками и балками. На влажной земле валялись бесхозные железяки, сломанные трубы и чьи-то жёлтые башмачки. Город окутан молочной дымкой. Крыши небольших домишек, словно зубья гор, выплывали из тумана. Яркие вывески рамённых, круглосуточных магазинов и вертикальных реклам мелькали за пределами ворот. Люди спали.
Хэвон проснулся до общего подъёма и зависал на крыше, пока никто не видел. Всё равно никто не хватится, даже когда няня обнаружит, что под смятым, колючим одеялом не он, а школьный портфель с разноцветными звёздами.