Карнавал страха

Блондин стоял рядом с ней, готовый в любую минуту защитить Иветту, если потребуется, но в этом, как ни странно, не было никакой необходимости, потому что все двадцать обитателей гостиницы смотрели на них в оцепенении и страхе. Иветта удовлетворенно улыбнулась. Беглецы оказались слабаками и трусами. Оглянувшись на садовника, она приказала:

– Надо осветить помещение.

Пыльный солнечный луч из приоткрытой двери пробежал по существам, которые сидели на полу. Иветта почувствовала, что у нее перехватило горло. Твари были жалкими и комичными: женщина с зеленой змеиной головой, которая росла из круглого красного живота. Какое-то худосочное существо, которое сразу испуганно начало моргать и щуриться на солнечный свет. Рядом с ними сидел голый ребенок, тельце которого было покрыто собачьей шерстью. Такими же уродами были и остальные, которые, увидев свет, тут же попытались забиться в щели комнаты, наполненной испуганными шорохами и звериными стонами.

Иветта уверенно подошла к женщине-змее, заставила ту нагнуть голову и обнаружила у нее на так называемом затылке две татуировки. Она проверила затылки еще нескольких – везде было два клейма: красное клеймо, изображавшее Кин-са – знак того, что они приговорены быть уродами, и черная метка с Тидхэром – зайцем связанные уши, которая свидетельствовала о том, что они приговорены к смерти.

Мрачно кивнув, Иветта сказала садовнику:

– Неудивительно, что они убежали. Им нечего терять. Что ж, по крайней мере, в городе прекратятся пожары.

– Входите, – скомандовала она добровольным жандармам, которые ждали на улице, – и принесите с собой цепи. – Отряхнув руки и с отвращением покачав головой, Иветта пробормотала:

– Придется сковать их наручниками и надеть ошейники.

– Подождите, – раздался слабый голос из темного угла комнаты. Иветта с трудом рассмотрела странную фигуру, которая корчилась в углу. Человек протягивал к ней руки со словами:

– Подождите, некоторые из людей ранены.

Иветта сделала шаг вперед, сердце у нее громко колотилось в груди, а губы были сложены в негодующую усмешку. Они схватили не только беглых уродов, но и горожанина, который укрывал их. Совет будет очень доволен.

Теперь, когда добровольные жандармы были в комнате, Иветта, указывая на дальний угол, сказала:

– Свяжите его первым и доставьте ко мне. Потом займетесь остальными.

Кивнув, те бросились к человеку, корчившемуся в темном пыльном углу, схватили его, надели цепи на руки и ошейник на шею. Он почти не сопротивлялся. Солдаты выволокли его из укрытия и бросили к ногам Иветты.

Только сейчас солнечный луч осветил его лицо, седые волосы, пушистые усы.

– Отец? – вскрикнула она. Точно такой же крик издала она и через неделю в тюрьме. Когда увидела его под каменными сводами на холодном полу.

– Что ты делаешь? – спросил старик, когда дочь появилась возле решетки.

С трудом поднявшись с убогой постели, он подошел к Иветте. Она внимательно осмотрела его лицо, плохое освещение скрывало новые морщины и темные круги вокруг глаз, которые наверняка появились у отца в тюрьме.

– Я пришла за тобой, – сказала она, опуская руку в карман темного платья.

– А как же приговор? – тревожно спросил сапожник, поднимая глаза к потолку. Он все еще слышал шум судебного заседания. – Я не невиновен, ты же знаешь.

Он сказал это, как обычно, слегка поддразнивая ее, и Иветта отвела глаза.

– Я тоже не невиновна, – ответила дочь, вставляя ключ в замок.

– Знаю, – горько отозвался он. Сейчас его голос был лишен обычного духа веселости, надежды. Он вздохнул:

– Я предупреждал, что роль палача Совета украдет твою душу.

Решетки скрипнули, и Иветта вступила в камеру.

– Сегодня я возвращаю себе частичку души.

Она сделала ему жест выйти, но он все еще медлил, держась за металлическую решетку.

– Куда я пойду? Вернуться в лавочку я не могу. Я не могу вернуться к своей обычной жизни. Ты и ее украла, милая дочурка.

Ее тонкая белая ручка схватила его морщинистую ладонь, и Иветта заставила отца выйти.

– Думаешь, я этого не знаю?

– Подожди, – попросил он, пятясь назад. – Я забыл трубку, мое последнее утешение. – Иветта отпустила его руку, а старик вернулся к кровати. – А как же остальные – они тоже невиновны и пострадали потому, что тебе захотелось выступить в этом суде. Захотелось великой славы. Их ты тоже освободишь?

Мария скрестила руки на груди, отказываясь отвечать ему. Она широко распахнула дверь и встала в проеме.

– Пойдем. Если нас поймают, мы оба умрем.

Фрэнк услышал шаги раньше, чем она. С диким криком он рванулся из камеры, прижал Иветту к стене и завопил:

– Теперь, дрянь, я свободен!

Он бросился навстречу приближающимся жандармам, навстречу кинжалу, который тут же пронзил сердце старика. Со стоном боли отец Иветты упал вперед, хватаясь за серую одежду стражи, а когда его оттолкнули, на шерстяном мундире осталось кроваво-красное пятно. Офицер с отвращением пнул упавшего старика ногой, ему было слишком жаль своего дорогого платья.

Иветта, еще не понимая, что происходит, отошла от каменной стены, не отрывая глаз от простертого на полу отца.