– Есть результаты, – сказал он с таким видом, словно собирался приоткрыть завесу какой-то очень большой тайны.
– Прости, дорогой, – извинился Ксан, – мчусь к руководству. Твоя информация подождет пару часов?
Он тут же понял, что обидел Марата, который не переваривал снисходительного тона, а фамильярного обращение «дорогой» терпеть не мог.
– Не мне судить, – оскорбился Логия. – Я данные собираю, оценивают другие.
– Ладно тебе, ладно… Несколько секунд у меня есть. Отойдем в сторонку.
Они отошли за угол и остановились в тени развесистого дерева, с ветвей которого свисали крупные, но еще не вполне созревшие плоды папайи.
– Давай суть, а подробнее после доложишь. Что-то подозрительное в глаза бросилось?
– В «Ночхалле» работают, в основном, чеченки-беженки. Есть еще два-три мужчины, но не чеченцы, а пакистанцы. Организовывают бесплатные обеды, раздают палатки и одеяла бездомным, продукты… Их из ооновских организаций привозят, но еще и сами покупают… Всяких нищих и калек туда стекается немало, но трудно определить, имеют они отношение к боевикам или нет… Не заметил, чтобы Хамилла ездила на какие-то секретные встречи, ночью там… Правда, нельзя быть уверенным, я отвлекался на Идриса…
– А с ним что?
– С ним вообще никаких вопросов. Все открыто, официально. Деловые партнеры, переговоры в «Марриотте» или «Сирене» [22]
, вечерние приемы, шикарные весьма…– Что значит «с ним вообще никаких вопросов»? – встрепенулся Ксан. – А с Хамиллой все-таки какие-то вопросы обозначились?
– С Хамиллой… – начал было Марат, но в этот момент из дежурки на улицу выскочил взволнованный комендант и, увидев Ксана, надрывно закричал:
– От посла звонили! Алексей Семенович, сам! Вас дожидаются! Что-то очень срочное! Просили поторопиться! Они уже в трубку ругаются! Пожалуйста!
– Все, бегу! Увидимся! – Ксан хлопнул Марата по плечу. – Прости, надо выяснить, что у них там стряслось. Потом договорим!
– Как угодно, – Логия надменно отвернулся, решив про себя, что больше он Ксану ни о чем напоминать не будет.
После того, как Старых ввел в курс дела всех присутствовавших, на совещание вызвали Сеню Модестова. Он вошел, потупился и застыл перед широким столом для заседаний, за которым расположились Харцев, Баширов, Старых, Ксан, Шантарский и Талдашев.
– Кто это принес? – Резидент помахал рукой, в которой было зажато изжеванное письмо Имтияза. Модестов мучительно соображал – хвалить его будут или ругать, и какое-то время «играл в несознанку»: мол, ничего не помню, ничего не знаю. Но фактами его приперли к стене, и юное дарование раскололось.
– Пак один старый передал. Вчера приходил.
– Внесли в книгу регистраций его данные?
– Нет, а надо было? Он же – только письмо передать…
– И ничего больше не хотел?
– Да обычную ерунду нес! – жалобно заныл Сеня, почуяв неладное. – Они ж все хотят посла или консула, деньги выпрашивают или бесплатную визу. Навидались мы этой публики…
– Вы, Модестов, как давно в атташе ходите? – перебил его Харцев.
Сеня уже проклинал себя за то, что сразу не швырнул письмо этого старикана в корзинку для мусора или еще лучше – в шреддер. Это было бы самое правильное. Тогда оно не попало бы на глаза Шантарскому, который притащился в консотдел и принялся проверять почту.
– Где-то год, Матвей Борисович, – подобострастно известил Сеня. – Скоро можно будет на третьего[23]
подавать, на ранг и на должность.Атташе – самый низкий дипломатический ранг. Молодой дипломат должен проработать в этом качестве не меньше одного года, чтобы получить право на повышение. Это означало новый, более высокий статус, рост заработной платы.
– Придется подождать, Модестов, – сурово объявил посол. – Чтобы повышение получить, головой нужно думать, а не задницей. Впрочем, что я… Вы видно никаким местом не думаете. Даже задницей. Свободны.
– Может, в следующий раз не будешь отшивать посетителей, не разобравшись, кто они и что, – добавил Ксан.
Сеня сглотнул слюну, повернулся и на подгибающихся ногах покинул кабинет.
– Ты что такой зеленый? – спросила Микаэла, сидевшая на столе и болтавшая ногами. – Обидел кто?
– Заткнись, дура! – чуть не плача выкрикнул Модестов, давно потерявший надежду сблизиться с секретаршей. – Не твое дело…
Микаэла хмыкнула. Она не собиралась ругаться с помощником. Он был ей неинтересен.
Тем временем в кабинете посла страсти накалялись.
– Это катастрофа, коллеги, полная катастрофа! – Посол воздевал руки к небу, точнее, к потолку, который, как и все стены, и пол кабинета, был защищен против прослушки. Говорить там можно было, не опасаясь технически продвинутых устройства слежения и наблюдения цэрэушников и орушников или больших ушей Сени Модестова.
– Уже второй звонок прозвенел, – заметил Ксан. – Сперва было предупреждение Идриса, которое мы сочли недостаточно весомым и конкретным… – слово «мы» он произнес с такой саркастической интонацией, что не оставалось сомнений: он в число этих «мы» не входил, – а теперь появилась и конкретика. Игнорировать ее, по-моему, никак нельзя. Конечно, если бы Модестов не был таким остолопом…