Каро-Кари

– Я планировала познакомиться с кем-то вроде него, кто мог бы стать для нас надежным прикрытием. У нас есть своя разведка, мы подобрали несколько кандидатур и Идрис оказался самой подходящей. Мы встретились как бы случайно, в доме одного надежного друга. Идрис влюбился в меня, и я не возражала. Так было надо. Став его супругой, я обрела почву под ногами. И он получил, что хотел. – Хамилла пожала плечами. – Каждому свое. Он милый, добрый, замечательно ко мне относится. Благодаря своим связям он помог изменить мою биографию. Чеченка-беженка, даже если это замужняя и состоятельная дама, будет привлекать внимание спецслужб. Другое дело – девочка, выросшая в турецком приюте, которую давно знал и о которой давно заботился такой солидный и уважаемый человек, как Идрис Дуррани. Это была сделка, и он пошел на нее. Взамен ему досталась не только моя привязанность, но и верность… Да, да, можешь не улыбаться, я никогда не изменяла ему и с тобой бы не стала, если бы ты не проявил такую… изобретательность. С моей подсказки он стал торговым представителем Чечни, почетным консулом. В Грозном ему доверяют. Доверяют и «Ночхалле». Нас считают преданными режиму, Горгуеву нужны такие организации за рубежом, он старается расположить к себе видных иностранных бизнесменов и общественных деятелей. В общем, «Ночхалла» и Идрис стали отличной «крышей». Благотворительность плюс достойный супруг.

– Ты манипулировала, обманывала…

Хамилла презрительно фыркнула.

– Разведслужбы используют посольства как «крышу» для своей деятельности. Почему бы борцам за свободу Чечни не использовать таким же образом пакистанского предпринимателя и гуманитарную организацию?

– Это совсем другое…

– Другое? Ваши методы не лучше. Вспомни, как ты заставил меня переспать с тобой.

Шантарского передернуло от этой грубости.

– Что, не нравится, когда я так говорю? Но это правда. Иначе ты бы никогда не добился меня. Я не могла допустить, чтобы ты поставил под угрозу всю нашу организацию. Нам не нужны проблемы с местными спецслужбами.

– Значит, ты меня совсем не любишь? – убитым голосом прошептал Шантарский.

– Совсем, не совсем – что за детский сад! Я не отказываюсь от своих слов. Ты стал для меня близким человеком. Иначе я бы не пришла сюда, не было бы у нас этого разговора. Я сейчас очень рискую, больше, чем ты. Так что выбрось из головы всю эту сентиментальную ерунду и послушай, постарайся понять…

Официант принес два кофе и молоко. Леонид взял молочник, скривился.

– Так я и знал. Холодное.

Хамилла придвинула к себе чашку, сделала глоток, потом отставила ее в сторону. Она нервничала, сжимала и разжимала пальцы.

– Я убивала. Отнимала у других то, что отняли у меня. Родных, близких, друзей.

– Но надо же когда-то ставить точку! – Шантарский заговорил горячо, возбужденно. – Я не стану скрывать, мы подозревали, что ты можешь иметь отношение к эмиграции, той ее части, которая выступает против Горгуева; и ты, и Идрис были у нас в разработке…

– Думаю, и остались.

– Да, конечно… Мы рассчитывали, что вы станете для нас полезными «контактами», только и всего… Мы… я не думал, что ты так связана с этим, что ты в этом всем непосредственно участвуешь… – Леонид говорил сбивчиво, возбужденно, злился на себя из-за этого и безуспешно старался придать своим словам больший вес и убедительность, – поэтому я сейчас потрясен тем, что ты рассказываешь, но не бывает безвыходных ситуаций, ты могла бы положиться на меня, если мы решим быть вместе, ты оставишь Идриса, всю эту свою деятельность, мы уедем, забудем все плохое, все, что мешает нам жить и быть счастливыми.

Его голос окреп, он внушал своей возлюбленной и самому себе, что чудеса случаются, и сказка может стать явью. Однако в глазах чеченки отразилась такая боль, что Шантарский испугался.

– Ты знаешь, с кем ты собрался жить? А, милый? Ты ведь не знаешь. – Она говорила намеренно спокойно, тихо. – Это произошло, когда мне было семнадцать, и я собиралась выйти замуж. Мы жили недалеко от Ножай-Юрта. В тех краях бесчинствовали бандиты, однажды нагрянули к нам. Я потом узнала: их наняли соседи, которые хотели прибрать к рукам нашу землю. Не стану мучить тебя подробностями. Они убили отца, изнасиловали мать, потом ее тоже убили. Их было человек двадцать. Там были не только чеченцы, русские солдаты там тоже были. Они были не лучше… Надо мной издевались два дня, не знаю, как я не умерла после этого. Меня выходили, но детей у меня не будет никогда. Но это даже не самое страшное. Моему жениху отрезали все, что можно было отрезать мужчине, потом проткнули раскаленным прутом. – Хамилла закрыла лицо руками и какое-то время молчала.