Карсавин и время

С этим зрелым этапом философии Карсавина мы знакомы по его лучшим и наиболее известным трудам, «О личности» (1929) и «Поэме о смерти» (1931). Однако от создания этих трудов до трагического лагерного финала биографии философа (1949-52 гг.) прошло еще не так мало лет, и в эти годы мысль его продолжала развиваться. К сожалению, он уже больше не выпустил философских книг, и этот период его творчества пока весьма плохо известен нам. Однако в архивах Литвы сохранились ценные тексты, которые еще ждут исследователей. Один из этих текстов, незаконченная монография на русском языке, писавшаяся уже после Второй мировой войны, целиком посвящен проблеме времени. Сохранившаяся рукопись не озаглавлена автором, и по ее главной теме, я буду называть ее «К метафизике всевременности». В годы перестройки копия этой рукописи достигла Москвы, и я начал подготовку ее к изданию; но издательский проект, к сожалению, остался незавершенным. Знакомство с текстом рукописи показывает, что наметившаяся тенденция ко все более внутренней, интериоризованной трактовке времени сохранилась у философа до конца. Об этом свидетельствует уже то, что специальный раздел книги отведен темпоральности у Пруста, который представил в своей прозе, быть может, самый грандиозный проект и опыт превращения времени в чисто психологическую, интимно-личную стихию; причем все определяющие черты прустианского восприятия времени Карсавин находит в полном согласии с собственными позициями. Тем самым, этот его поздний, заключительный опыт исследования времени утверждает время наиболее интериоризованное, наиболее окрашенное, окачествованное свойствами и предикатами человеческого существования. И в итоге, эволюция видения времени у Карсавина предстает как интровертное, обращенное внутрь движение: все большее внедрение времени, вместе с его корнями и со всей конституцией, в глубину человеческого существования. Для сравнения стоит вспомнить Хайдеггера, современника Карсавина и великого философа времени: его эволюция шла в обратном направлении, от предельно «очеловеченного», интериоризованного времени экзистенциальной аналитики «Sein und Zeit» — к поздней трактовке времени, уже гораздо менее интегрированной в конкретную фактуру существования человека.

II. Главная цель моего доклада — анализ концепции времени в работе «К метафизике всевременности». Поскольку работа не опубликована [2]

, начать следует с ее краткой характеристики. Имеющаяся у меня фотокопия авторской рукописи содержит 243 стр. и, судя по содержанию, на этих страницах замысел автора еще только разворачивается. Мне неизвестно, были ли написаны и сохранились ли какие-либо дальнейшие части работы, однако в вильнюсском архиве, где находится рукопись, согласно описанию архива, их нет. Отдельные темы и общее направление дальнейшего уясняются по замечаниям в тексте, но полные очертания замысла едва ли можно восстановить. Зато уверенно восстанавливается время написания, ибо в тексте мы видим две внутренние датировки. В одном месте Карсавин говорит, что определенные идеи он развивал «в прерванной пока что вмешательством чекистов «Метаистории»» (2-28) [3] . Это важное замечание сообщает, во-первых, что прежде данной работы писалась и не была завершена другая работа, «Метаистория», сегодня неизвестная нам (возможно, что речь идет о литовской «Метафизике истории», находящейся в вильнюсском архиве). Во-вторых, время написания определяется отсюда как период до ареста философа, но уже с влиянием чекистов на его творческие планы, т. е. период с 1944 по 1949 г. Другое замечание решает вопрос полностью: Карсавин говорит, что в момент писания ему 65 лет, тем самым, указывая на промежуток с декабря 1947 по декабрь 1948 г. — В итоге, мы заключаем, что текст писался философом в 1947—48 гг. и, возможно, до самого своего ареста в июле 1949 г.