Карт-бланш императрицы

Нельзя манипулировать неравными понятиями: в битве интересов всегда выигрывает государство, а не человек. Так уж заведено. Интересы страны важнее. Но когда сталкиваются люди, исход поединка может быть совершенно непредсказуемым.

На стороне великого князя — лишь номинальное право на престол. Ему повезло родиться в семье императорской дочери. Ему повезло, что никто его, малолетнего, не заточил в темницу, где сходят с ума даже сильные люди. Никто не придушил, никто не зарезал. Повезло и в том, что Елизавета признала племянника, сделав законным наследником. На этом везение и вмешательство судьбы закончились. Начался сам человек. Но как раз человека-то и не получилось. Петр до сих пор верит в свою удачу, в призрак которого уже давно нет.

На стороне Екатерины даже нет формального права на трон, зато есть характер, неукротимая воля и любовь к стране, которая больше, чем Вселенная. На ее стороне инстинкт самосохранения. Жажда жизни. Мечта о власти. И почти животное желание выиграть.

Так, какая чаша перевесит?

Все понятно, все правильно.

Только почему она плачет?

— Ну, как, Катя, — подошел к ней Орлов, обняв вздрагивающие плечи. — Решила?

— Решила, Гриша. И да поможет ему Бог.

ГЛАВА 13.

Елизавета умерла 5 января 1762 года после долгой и мучительной агонии. Уже через несколько дней после этого печального события иностранные дипломаты, остававшиеся при русском дворе, в спешном порядке стали отправлять секретные депеши своим государям.

Французский барон Бретейль был одним из первых, кто оповестил короля о том, что происходит в России: "Когда я думаю о ненависти народа к великому князю и заблуждениях этого принца, то мне кажется, что разыграется самая настоящая революция; но когда я вижу малодушие и низость людей, от которых зависит возможность переворота, то убеждаюсь, что страх и рабская покорность и на этот раз так же спокойно возьмут в них верх, как и при захвате власти самой императрицы много лет назад".

Бретейль дал очень точную оценку того, что происходило в Петербурге в первый месяц 1762 года. Однако он не написал о растерянности, царившей в каждом уголке холодного и мрачного дворца. К событию, которого так долго все ждали и последствия которого так долго продумывали, оказался никто не готов. Ни великий князь, ни великая княгиня.

Планы переворота, заговоры, новые законопроекты, защищавшие интересы, как той, так и другой стороны, — оказались бессмысленными в ситуации всеобщего шока. И первым, кто этот шок испытал, был сам император — Петр III.

Одно дело, когда ты по ночам грезишь о власти, и совсем другое, когда ты ее получил. Увы, долгожданная игрушка оказалась не столь интересной и блестящей, как представлялось сначала. Петр рассчитывал на забавную понятную безделицу, а стал обладателем запутанной, хитроумной головоломки, разобраться в которой не представлялось возможным.

Именно это в итоге и предрешило его судьбу, а также дало Екатерине долгожданную фору.

Великая княгиня присутствовала при кончине императрицы. Как только Елизавета испустила последний дух, Екатерина прошла в комнату наследника. Ребенок, испуганный ее решительным видом, практически не сопротивлялся, когда мать взяла его за руку и потащила в свои покои. Там было накурено, жарко, зато менее опасно. По крайней мере, с точки зрения самой Екатерины. Мальчик с интересом посмотрел на огромного великана, развалившегося прямо в сапогах на широкой постели. Орлов на наследника не обратил никакого внимания. Он вообще был равнодушен к детям. Особенно чужим.

— Ну, что? — спросил он Екатерину.

— Скончалась, — ответила она.

Григорий резко подскочил.

— Черт, как не вовремя! Сиди здесь. Я пришлю к тебе гвардейцев для охраны. Пора действовать. — Он вылетел из покоев Екатерины, где отдыхал после вчерашнего празднества. — Собрать бы еще всех… Главное — ничего не бойся!

— Я и не боюсь, — ответила Екатерина, инстинктивно прижав к себе сына. Павел от ужаса не шевелился, в глубине его маленькой души зарождались панический страх и осознание того, что в его благополучной и счастливой жизни начались перемены. К тому же он робел от присутствия этой красивой, но совсем незнакомой ему женщины.

— Поиграй тут, — сказала ему Екатерина, стараясь не показать своего волнения. Павел присел на стул, сложив на коленях руки, и уставился на мать, метавшуюся по комнате загнанной волчицей.

Блестяще продуманный заговор рассыпался, как карточный домик. Они учли все, кроме самого главного — времени. А время уже потеряно. Начало Нового года — не самое лучшее время для смерти. Праздники, веселье. Вот и расслабились. Позавчера с горок катались, вчера на санках ездили, вернулись лишь под утро. Тут их известили — у императрицы агония.

В комнату без стука вошел Шувалов.

— Ну, что? — бросилась к нему Екатерина. — Что, Петр?

— Радуется, — коротко ответил Шувалов. — С ним Воронцова и ее родственники. Нам остается только молиться.

— И думать, Александр Васильевич, и думать, — Екатерина справилась с первой паникой и теперь мыслила решительно и верно.