Карта призраков. Как самая страшная эпидемия холеры в викторианском Лондоне изменила науку, города и современный мир

Колонка на Брод-стрит уже давно пользовалась репутацией надежного источника чистой колодезной воды. Насос уходил на двадцать пять футов под поверхность улицы – проходил десять футов накопившегося мусора и обломков, из-за которых почти весь Лондон искусственно поднялся над уровнем моря, через слой гравия, простиравшийся до самого Гайд-парка, к песку и глине, насыщенным грунтовыми водами. Многие жители Сохо, жившие недалеко от других колонок – одна стояла на Руперт-стрит, другая – в Литтл-Мальборо, – предпочитали пройти несколько сотен метров, чтобы попить свежей воды с Брод-стрит. Она была холоднее, чем вода из других колонок, и на вкус казалась слегка газированной. Благодаря всему этому вода с Брод-стрит оказалась встроена в сложную паутину местных питьевых привычек. Кофейня вниз по улице заваривала на ней кофе; многие маленькие магазинчики в округе продавали лакомство, которое называли «шербетом»: смесь шипучего порошка и воды с Брод-стрит. Пабы на Голден-сквер разбавляли ею крепкие напитки.

Более 17 тысяч домов Лондона вообще не имели водопровода, полагаясь на загрязненные колодцы. В беднейших районах 70 тысяч домов снабжались водой из колонок – по одной на 20–30 зданий. Из них три раза в неделю по часу в день текла тонкой струйкой вода. Если житель пропускал очередь или вода кончалась, ему приходилось идти, надеясь на удачу, со своим ведром или кувшином к ближайшей колонке.

Даже переехав с Голден-сквер, люди не забывали о колодце на Брод-стрит. Сюзанна Или, муж которой построил капсюльную фабрику на Брод-стрит, овдовев, переехала в Хэмпстед. Но ее сыновья регулярно доставляли матери на телеге кувшин, полный воды с Брод-стрит. Кроме того, братья Или постоянно держали на фабрике два больших ведра с колодезной водой, чтобы работники могли попить во время трудового дня. Температура в те августовские дни достигала тридцати градусов в тени, ветра, который мог бы освежить воздух, тоже не было, так что прохладной колодезной воды тогда, должно быть, хотелось многим.

Мы знаем очень много о ежедневных питьевых привычках в районе Голден-сквер в те удушливые дни августа 1854 года. Братья Или отправили матери бутылку воды в понедельник, и позже она поделилась ею с племянницей, зашедшей в гости на неделе. Еще мы знаем, что молодой человек, навещавший отца-фармацевта, выпил стакан воды из колонки с пудингом в ресторане на Уордор-стрит. Нам известно, что армейский офицер ужинал у друга на Вардор-стрит и выпил стакан воды с Брод-стрит. Наконец, портной мистер Г. несколько раз посылал жену набрать кувшин воды из колонки, стоявшей прямо рядом с домом.

Кроме всего прочего, мы знаем и о тех счастливцах, которые по тем или иным причинам не пили из колонки на той неделе: рабочие пивоварни «Лев» вместе со своим солодовым ликером пили воду, которую им поставляла популярная компания «Нью-Ривер»; супружеская пара, которая обычно посылала к колонке десятилетнюю дочь, несколько дней сидела без свежей воды, потому что девочка простудилась и лежала в постели. Знаменитый орнитолог Джон Гульд, который очень любил воду из колонки, в субботу отказался выпить стаканчик, сказав, что вода отвратительно пахнет. Наконец, Томас Льюис, живший буквально в нескольких футах от колонки, никогда из нее не пил.

Есть что-то удивительное в том, что мелкие подробности совершенно обычной жизни в ту неделю вот уже полтора столетия являются достоянием истории. Когда сын фармацевта отправлял в рот ложку сладкого пудинга, он вряд ли представлял, что подробности его обеда будут интересовать хоть одного жителя викторианского Лондона, не говоря уж о людях из XXI века. Если большинство мировых исторических событий – великие военные сражения, политические революции – изначально осознаются всеми их участниками как исторические: они действуют, зная, что их решения попадут в летописи, а потом еще десятки или даже сотни лет будут обсуждаться. То эпидемии создают историю «снизу»: они могут изменить мир, но вот участники этих событий – практически всегда самые обычные люди, которые живут привычной для них жизнью и даже не задумываются, что о ней будет известно потомкам. Эпидемии вносят хаос в историю. И, конечно, люди, которых они затрагивают, если и понимают, что живут во времена исторического кризиса, то осознают это обычно слишком поздно, потому что в этот момент обычно уже находятся на смертном одре.