Картахена

– Мотив очевиден: завладеть «Бриатико»! Я говорила с людьми в отеле: многим кажется странной история с продажей части отеля незнакомцу. Все думают, что Аверичи проигрался в пух и прах и вынужден был уступить акции пациенту, подвернувшемуся с наличными. Но мы-то знаем, что именно Ли Сопра был партнером хозяина.

– Вот именно, что был. Партнерство этих двоих после гибели хозяина потеряло всякий смысл. Контракт на аренду составлен так, что любой партнер – или даже вдова! – имеет права на холм только при жизни Аверичи. Так на кой черт капитану его убивать?

– Вы хотите сказать, что после смерти хозяина Бранка теряет права на землю?

– Разумеется. – Он повернулся ко мне вместе с креслом. – Наследник, кто бы им ни оказался, вправе не подписывать договор аренды с новым хозяином отеля. Он может предоставить гостинице еще полгода… или меньше, а потом попросить всех на выход.

– А если бы Аверичи был жив?

– Тогда наследнику пришлось бы прикусить губу и терпеть. Так мне объяснил нотариус, составлявший последнюю волю Стефании. В бумагах есть пункт о его исключительном пожизненном праве вести свои дела на этой земле. Но теперь, когда нет ни хозяйки, ни арендатора, в этом контракте не больше смысла, чем в лотерейном билете, купленном у марроканца. Разве не очевидно, что капитан не стал бы пилить сук, на который только что взобрался?

– Что ж… – Я постепенно приходила в себя. – Вы правы, но это отменяет только один мотив, а их может оказаться несколько. Разве не ясно, что капитан выдает себя за того, кем не является. Какие там арктические экспедиции? Какое там покорение льдов? Этот ваш Ли Сопра ходит на дикий пляж, чтобы никто не видел, как он плещется на мелкоте, хлопая себя по бокам, будто пингвин.

– Я смотрю, ты давно за ним приглядываешь. – В глазах комиссара мелькнуло удивление. – Неумение плавать не является преступлением. Так же как бытовое вранье. Что касается акций отеля, то сам факт их покупки составляет капитану алиби почище прежнего. Так что зря ты бегала сломя голову по гостиничной роще. А теперь отправляйся домой и скажи там сержанту, чтобы шел сюда незамедлительно. А то мое пиво будет теплым.

* * *

Кусты бузины, которые Стефания посадила в начале восьмидесятых, так и не разрослись в приличную живую изгородь – наверное, почва на заднем дворе слишком скудная. Поэтому из патио, где всю весну мокнут под дождем забытые шезлонги, безо всякой помехи виден гостиничный пляж. Я хожу туда покурить, когда не успеваю подняться в галерею, и Пулия ходит со мной, а раньше бегала в беседку на окраине парка. В ту самую, где перила долго были обмотаны желтыми полицейскими лентами. Кровь хозяина там отмыли, но, если приглядеться, можно различить темные пятнышки на полу и на спинке скамейки.

Сегодня я водила купаться Ди Фабио, нарочно поменялась сменами с калабрийкой. Пыталась завести с ним разговор о марке, но он отмахнулся и принялся ругать гостиницу на чем свет стоит: на пляже, мол, бывают посторонние, кругом окурки и мандариновая кожура, сразу видно, что хозяина больше нет.

Деревенские любят гостиничный пляж, и это понятно. Муниципальный пляж больше похож на поле боя, с которого только что унесли последних персов. Стоит рыжей грязи подсохнуть, траянские парочки отправляются на берег завтракать, залезают в рассохшиеся лодки или лежат прямо на холодном песке. Я могла бы сама лежать там с одним из местных парней, мечтая о свадебном конфетти, не будь у меня брата, который вовремя отправил меня подальше от здешних мест.

В одной старой книжке – я взяла ее в библиотеке, готовясь к семинару по восточной культуре, – мне попалось рассуждение про дух и костяк, никогда раньше не видела такого сочетания слов. Так вот, дух в этой истории мог передвигаться отдельно от костяка, у него была некая бескостная, но вполне различимая плоть. Его можно было увидеть, но не так, как видят круги на воде, а полностью: янтарную кожу, выбритый до блеска череп, серебряное шитье на рукавах кимоно. Время от времени я так вижу своего брата, особенно у нас дома, когда иду в конец сада вдоль виноградной перголы, листья на ней пурпурные даже зимой. Там есть такое место, где тень от каштана падает на белую штукатурку стены, а рядом за конек крыши зацепилась виноградная плеть, и если ветер шевелит ее, то кажется, что кто-то высокий и тонкий проходит там торопливо, делая непонятные жесты.

Если это и вправду дух Бри, он, наверное, досадует на меня за мою бестолковость.

Мне казалось, что теперь, когда я знаю о марке, которую называют «сицилийской ошибкой», остается только сложить кусочки пазла на доске и увидеть лицо убийцы. Но куда там, все запуталось еще больше. Синяя негашеная марка номиналом в половину грано стала самой мутной картой из тех, что сдал мне «Бриатико», а вовсе не козырем, как стоило надеяться.