Он обвел взглядом Окленд, обрисованный силуэтами на фоне закатного неба, от новых домов на Адамс-пойнт до паромной переправы, от темного озера – где в эту самую секунду, словно по заказу, вспыхнуло ожерелье огней! – до нищего центра с его пустующими конторами и безобразными домами – памятниками корысти и взяточничеству. Подъехало такси. Картер указан рукой на здание газеты «Трибьюн» и, мысленно нарисовав дирижабль, поместил его на причальную мачту.
По другую сторону залива ливень застал врасплох Сан-Франциско (где, как принято считать, дожди идут исключительно редко, и то лишь для придания городу вящей живописности). В конце рабочего дня люди покупали утренний «Экзаминер» только как замену зонтам.
Гриффин стоял на ступенях публичной библиотеки, которая закрылась за несколько минут до его прихода. Наконец вышла Олив Уайт с лиловым – под цвет галош – зонтиком. При виде Гриффина она буквально остолбенела.
– Мистер Гриффин, вы промокли!
– Пустяки. Слушайте, Олив, меня переводят в Альбукерке. Я должен ехать немедленно.
– Ой, мистер Гриффин! – Олив зажала руками рот, как будто Гриффин сказал, что его застрелили.
– Всё в порядке. Просто мне надо выяснить одну вещь, и я не знаю, можно ли сделать это из Альбукерке. Если бы…
– Всё, что вы ни попросите. Всё.
Он развернул бутылку и протянул Олив. Та подняла ее к дождливому вечернему небу. Гриффин огляделся – вроде бы никто в их сторону не смотрел.
– Никогда не видела такой этикетки. – Олив покраснела и быстро добавила: – Доктор прописывает мне вино от повышенного давления…
– Ладно, ладно, просто будьте внимательны, хорошо? Если увидите что-нибудь похожее, дайте мне знать.
– Я могу оставить бутылку у себя?
– Вещественная улика. Сожалею.
– Хотела бы я запомнить эту этикетку. Я бы срисовала, да, боюсь, не получится – слишком уж странная.
Рисунок, о котором говорила Олив, было бы почти невозможно описать или воспроизвести. Хитрая этикетка – мечта любого бутлегера. Выглядела она так:
Гриффину пора было идти. Он сунул бутылку в сумку и протянул руку. Олив долго не разрывала рукопожатие и наконец спросила, можно ли его обнять. Гриффин кивнул. Она на мгновение обвила его руками, он легонько чмокнул ее в щеку.
Однако долг есть долг. Джек Гриффин поднял воротник и под дождем зашагал прочь. Олив смотрела на него из-под зонта. Хотя он ни разу не обернулся, она держала руку поднятой, готовая замахать, пока не потеряла его из виду.
Глава 25
Через неделю Картер въехал на «пирсе-эрроу» в ворота Арбор-виллы. Ушибы и растяжения еще не совсем прошли, поэтому «ВМ V» пришлось оставить в гараже. Картер медленно проковылял к дому – даже медленнее, чем позволяли увечья, поскольку сам не верил, что решился сюда приехать.
Бура сидел на улице, в своем обычном кресле, и читал. Рядом на столике стоял графин с лимонадом.
– Привет, Чарли, – сказал он, – Как фокусы?
Картер не ответил, только вынул книгу у Буры из рук, закрыл и бросил на траву.
Бура глубоко вздохнул.
– Мне очень жаль. Честное слово.
– Двадцать лет назад я вроде бы слышал, что Бог велел вам стать хорошим. Кто мне это сказал?
– Виноват. – Бура поднял руку. – Я не буду просить о прощении, поскольку не в вашей власти его даровать.
– Я не хочу ни за что вас прощать. Я хочу получить назад чертежи телевидения.
Бура обмахнулся шляпой.
– Вы не скажете, каким образом узнали, что они у меня?
– Я не играю.
Бура смотрел в какую-то неведомую точку за деревьями.
– Думаю, вы следили за Холлизом. И у вас есть друзья в банковской сфере. Вы узнали, что он зарабатывает вдвое больше остальных. Черт, я и не думал, что эти платежи можно проследить. Вы знаете каких-то очень ушлых ребят, Чарли.
– Отдайте чертежи.
– Холлиз – малый не промах.
– Они усыпили меня хлороформом и бросили в залив, Бура.
– Меня постоянно гложет, что вышло именно так. Я сказал: всё подозрительное, как-нибудь связанное с Гардингом, тащи прямиком ко мне. А оно вон как обернулось. Я не предполагал, что вы окажетесь крайним.
– Крайним? Гардинг отдал чертежи мне, а не вам.
– Повторяю, Чарли, это меня гложет. Но такое дело просто нельзя упустить. Одно правильное вложение – и я выплыву. Вам меня не понять.
Картер промолчал – он просто смотрел на Буру с плохо скрываемой яростью. Старик отвел глаза.
– Ладненько. Я буду считать это сделкой. – Бура скрестил руки на груди. – Ничего больше не остается.
– Сделкой?
– Ага.
Картер сказал:
– Я, разумеется, не финансовый гений, но разве при сделке мне не причитается что-то помимо удара по голове, маски с хлороформом и всего прочего?
– Разумеется, – совершенно спокойно отвечал Бура. – Полагаю, это будет хорошая сделка. Вы передали мне телевидение, а взамен получите от меня то, что понравится вам еще больше.
Картер оглянулся через плечо, словно выискивая глазами вещь, которую обещает Бура.
– И?
– И вы это получите.
– Простите, это что, метафора? Вы передадите мне способность обанкротиться в ближайшие несколько сезонов?
– Нет…
– Чистую совесть? Крепкое здоровье? Остановите меня, если мои слова кажутся вам резкими.
– Чарли, это нечто вполне ощутимое. Поверьте.