Читаем Картезианские размышления полностью

После того как очень важная в трансцендентальном отношении предварительная ступень, на которой осуществляется дефиниция и подразделение первопо-рядковой сферы, уже рассмотрена нами, подлинные и весьма немалые трудности представляет для нас первый из намеченных выше шагов к конституированию объективного мира, шаг, ведущий к «другому ego». Эти трудности касаются, таким образом, трансцендентального прояснения опыта «другого» в том смысле, в котором «другой» еще не осмыслен как «человек».

Опыт есть изначальный способ осознания, и в действительности, применительно к опыту, в котором нам дан некий человек, мы вообще говорим, что этот другой человек сам «вживе» стоит перед нами. С другой стороны, эта живая воплощенность другого не мешает нам незамедлительно признать, что ни само другое Я, ни сами его переживания, его проявления, ни что-либо из того, что принадлежит его собственной сущности не становится для нас при этом изначальной данностью. В противном случае, если бы то, что принадлежит собственной сущности другого, было доступно непосредственно, оно оказалось бы всего лишь моментом моей собственной сущности, и, в конечном счете, он сам был бы отождествлен со мной самим. Подобным же образом дело обстояло бы с его живым телом, если бы оно было всего лишь

телом, которое конституируется как единство чисто в моих действительных и возможных опытах и принадлежит моей первопорядковой сфере как мое и только мое чувственное образование. Здесь интенциональности должна быть присуща некоторая опосредованность, возникающая на основе первопорядкового мира как субстрата, который в любом случае образует непременный базис, и дающая возможность представить со-присутствие
чего-либо, что тем не менее само не присутствует и никогда не может достичь само-присутствия. Речь, следовательно, идет о своего рода приведении-в-со-присутствие, (Mit-gegewärtig-machens), о некой аппрезентации.

Такая аппрезентация имеет место уже во внешнем опыте, поскольку передняя сторона некой вещи, собственно увиденная нами, постоянно и с необходимостью аппрезентирует ее тыльную сторону и заранее очерчивает более или менее определенное содержание последней. С другой стороны, опытное восприятие «другого» не может быть соотнесено именно с этим видом аппрезентации, уже участвующей в конституции первопорядковой природы, поскольку такая аппрезентация содержит возможность подтверждения посредством соответствующей наполняющей презентации (когда тыльная сторона становится передней), в то время как последнее должно быть априори исключено для той аппрезентации, которая должна ввести нас в изначально «другую» сферу. Как аппрезентация изначальной сферы «другого», и тем самым смысл «другого», могут быть мотивированы в моей изначальной сфере, и притом мотивированы как опыт, на что указывает уже само слово «аппрезентация» (как осознание чего-либо в соприсутствии)? Не всякий вид

приведения к присутствию может дать такую мотивацию. Она доступна ему лишь в сочетании с неким присутствием, с некой собственной самоданностью; и только как обусловленное ими оно может быть охарактеризовано как аппрезентация, подобно тому как, применительно к опытному восприятию вещи, то, что присутствует в восприятии, мотивирует что-либо соприсутствующее.

Фундамент восприятия в собственном смысле слова мы можем видеть в ограниченном универсальными рамками постоянного самовосприятия ego, непрерывно текущем восприятии редуцированного пер-вопорядкового мира с его описанными нами выше подразделениями. Вопрос теперь в том, на что здесь, в частности, нужно обратить внимание, как осуществляется мотивация, как раскрываются результаты весьма сложной интенциональной работы аппрезентации, когда она фактически имеет место.

Сначала мы можем руководствоваться смыслом слова «другой» — «другое Я»; alter

означает alter ego,и ego, которое здесь имплицитно содержится, это я сам, конституированный внутри моей собственной сферы первого порядка, и притом конституированный в своей единичности как психофизическое единство (первопорядковый человек) — как личное Я, непосредственно властвующее в моем (единственном) живом теле и также непосредственно воздействующее на окружающий первопорядковый мир; а, кроме того, как субъект конкретной интенциональной жизни, психической сферы, которая соотнесена и с самой собой, и с миром. Все это находится в нашем распоряжении, будучи к тому же подчинено возникающей в жизни опытного познания типикой и знакомыми нам формами протекания и комбинирования. Вопрос о том, посредством каких интенциональностей, также в высшей степени сложных, была осуществлена соответствующая конституция, мы, разумеется, не рассматривали: она образует особый пласт обширных исследований, к которым мы не приступали и не могли приступить.

Перейти на страницу:

Все книги серии Слово о сущем

Феноменология духа
Феноменология духа

Имя Георга Вильгельма Фридриха Гегеля для многих наших современников стало синонимом слова «философ». Ни один из его предшественников не поднимал дисциплину, веками считавшуюся «служанкой богословия», на столь высокий пьедестал. «Гегель — это вкус», — утверждал Фридрих Ницше, а русский мыслитель Владимир Соловьев, говоря о Гегеле, замечал: «Изо всех философов только для него одного философия была все». Парадоксально, но вот уже двести лет стройный монолит гегелевской философии — предмет борьбы самых разнообразных противоборствующих сторон за право присвоить ее, сделав на сей раз «служанкой идеологии» или антропологии. Особенно рьяно делили гегелевское наследство в России, где его считали «своим» и славянофилы, и западники; и красные, и белые. Но сопротивление гегелевских текстов оказалось все-таки слишком велико, и использовать наследие «сумрачного германского гения» целиком так и не удалось ни политикам, ни постмодернистам. Философия Гегеля сохранила ценность цельной системы взглядов, так и не уместившись в рамки «набора инструментов» для покорения умов и душ.«Феноменология духа» — одно из самых фундаментальных произведений в истории философской мысли и, быть может, поэтому одно из наиболее трудных для понимания.

Георг Вильгельм Фридрих Гегель

Философия / Образование и наука
Вовлечение другого
Вовлечение другого

Сборник, увидевший свет в издательстве «Зуркамп» в 1999 году, содержит новейшие и основополагающие исследования по политической теории, которые автор проводил, самостоятельно развивая свою теорию коммуникации, а также в сотрудничестве со своими единомышленниками и учениками, на академических семинарах и в открытых дискуссиях. Основная тема исследований имеет более практический, прикладной политический смысл, хотя и получает исчерпывающее теоретическое обоснование с позиций герменевтической социологии и исторической политологии. Чрезвычайно актуальная проблематика трактуется из органического контекста всех прежних теоретических изысканий Хабермаса, главной задачей научной деятельности которого всегда был поиск путей сохранения рационального начала западной цивилизации, возможностей диалога и взаимопонимания между различными и изначально несводимыми друг к другу культурно-историческими образованиями, рациональное понимание многосложного мирового политического процесса исходя из истории действующих в нем реалий и идей.http://fb2.traumlibrary.net

Юрген Хабермас

Философия / Образование и наука
Херувимский странник
Херувимский странник

Эта книга — первый полный перевод на русский язык религиозно-поэтических афоризмов замечательного немецкого поэта и мистика XVII в. Ангела Силезского (Ангелуса Силезиуса), написанных александрийским стихом с парными рифмами, — явление, уникальное в немецкой поэзии: игра слов, параллельные конструкции, смысловые повторы и т. д. представляют собой настоящее языкотворчество.Ангел Силезский (Йоханнес Шефлер, 1624—1677), врач по образованию, лютеранин по наследственному вероисповеданию, в 1654 г. под влиянием мистика Франкенберга перешел в католичество ив 1661 г. стал членом монашеского ордена францисканцев.Католическая, а точнее внецерковная, мистика Ангела Силезского представляет собой отход от лютеранско-евангелической ортодоксии, связанный с непосредственной обращенностью к Богу, к интуитивному познанию мира. Лейтмотивом этого поиска служит формула «Бог — во мне и я — в Боге», что, безусловно, навеяно евангелической мистикой Иоанна Богослова.Для всех интересующихся вопросами религиозной мистики и поэзии вообще знакомство с творчеством Ангела Силезского может быть полезным и в религиозном, и в поэтическом отношении.

Ангелус Силезиус

Средневековая классическая проза / Христианство

Похожие книги