Картина маслом

— Мы могли бы предложить вам работу консультанта. Вы очень хорошо знаете местную специфику, потому что родились здесь.

— Конечно, знаю! Я, дорогой, здесь всех знаю, каждую собаку, каждого ишака по имени! Сколько платить будешь?

— Тысячу.

— Э-э?!

— Долларов.

— А-а! Конечно, дорогой. Хоть завтра!

* * *

Штат укомплектован.

Лицо корпункта — лицо известного и уважаемого в Европе журналиста. Тут без подставы, тут не подкопаться. Сам журнал — вот он, отпечатан и разослан по адресам. Контакты… Обезличены. Никто его в лицо не видел. Связь идет через одного из помощников, который оформлен журналистом. С ним общение только через соцсети, а если вживую, то в темноте — с шапочкой по самый подбородок с прорезями для глаз, потому что иначе враги доберутся. Что тот понял. И принял. И даже был заинтригован.

Здесь всё в порядке.

Теперь по самой работе.

Намечены интервью и знакомства с видными людьми Региона.

И «журналистские расследования», которые поведут бывшие «важняки» по интересующим читателя проблемам. Точнее, по проблемам, интересующим единственного читателя.

От населения будет приниматься корреспонденция по проблемам на местах. В том числе жалобы и кляузы. И даже анонимки. И кое-кто за это, возможно, получит деньги, чтобы активнее писали.

В общем, корпункт «заряжен» и начинает работать… Теперь можно разобраться с наследством Предшественника.

Но… не ему…

* * *

Желтые стены. Желтые лица. Потухшие глаза. Тоска и беспросветность. Смертная тоска.

— Кто вы?

— Не суть важно. Важно, что я хочу предложить вам работу.

— Что?! Какая работа? Вы с ума спятили? Вы знаете, что это за больница? Нет? Тогда спуститесь и прочитайте вывеску. И узнайте мой диагноз! Мне жить осталось от силы полгода. Я на таблетках сижу!

— Я знаю. Я ознакомился с вашей амбулаторной картой. Вы всё правильно излагаете. Именно поэтому обращаюсь к вам. Вы ведь офицер? Агент на подсадке.

— Откуда… вы знаете?

— Знаю. Вас определяли в камеры к заключенным, чтобы вы добывали нужную следствию информацию или склоняли упорствующих зэков к даче показаний. Это серьезная работа, требующая выдержки и хладнокровия. И умения молчать.

— Ну?

— Именно поэтому вы нужны мне.

— Сесть в камеру?

— Нет. Работа на воле в хороших условиях. С приличным окладом и премиальными.

— На хрена они мне? Эти премиальные? И вы в придачу? Я покойник. Зачем мне работа? Зачем деньги?

— Во-первых, чтобы продлить вашу жизнь, даже если на пару месяцев. Это дорогого стоит — два месяца жизни. И дорого. Но у вас будут деньги, и вы сможете купить нужные лекарства. Далее, у вас есть дочь, которой вы, если справитесь с работой, сможете приобрести квартиру. Согласитесь, это красивый жест для уходящего. Вас будут помнить и поминать добрым словом. И в-третьих, и самое главное — вы профессионал, вы всю жизнь на «земле» и умирать вот так, на драных простынях, на казенной койке… Как-то недостойно. А я предлагаю умереть вам в деле, на дистанции, когда некогда думать о печальном исходе и считать уходящие часы. Весело умереть. Достойно. И с пользой для дела.

Интерес в глазах, до того потухших.

— Что я должен буду делать? Если соглашусь.

— То, что умеете, — встречаться с людьми, разговаривать с ними, добывать информацию и передавать ее мне.

— Кому вам? Вы лицо прячете.

— Да — прячу, потому что это диктуется интересами следствия.

— А если вы преступник? Или просто мутная личность. А я точно — офицер. И всю жизнь с преступным элементом боролся…

— Ну, хорошо. Вот мое удостоверение работника ФСБ. Посмотрите. Это не липа…

Хотя липа, состряпанная накануне. Слава богу, что опыт имеется. Учили. Натаскивали «выправлять» документы под оккупацию, когда готовили на действительной в подпольщики для работы по ту сторону фронта. На случай следующей большой войны. Пригодилось. И не раз.

— Вот печати, фото. Больше я вам ничего сказать не могу. Не имею права. И так превысил свои полномочия. Кроме того — сам характер работы. Вы сможете убедиться. И если что — соскочить.

Хотя это — вряд ли. Обратного хода у него не будет. Впрочем, терять ему особо нечего — плюс-минус несколько месяцев. Так что этот грех на душу, если что, будет не самым большим.

— Убедил? Зачем списывать себя раньше времени?

— Допустим, убедили. Где работать?

— На Кавказе. С новой своей биографией, с легендой, вы сможете ознакомиться в ближайшие дни. Через неделю вам нужно будет встретиться с вашими людьми…

— С сексотами?

— Так точно. Встретиться, посмотреть на них, переговорить, записать разговор на диктофон, дать общее заключение. Вы ведь психолог, вот и помогите разобраться. О чем с ними говорить, какие вопросы задавать — я сообщу накануне.

— А лечение?

— Мы сможем наладить его вне стационара. И лучше, чем… в стационаре. Не беспокойтесь. Так что рад был с вами познакомиться… Никифоров Антон Иванович.

— Но я не Никифоров. И не Антон.

— Я знаю. Ну теперь будет лучше, чтобы вы стали Никифоровым.

* * *

— Здравствуй, Мустафа.

— Здравствуй, а ты кто?

— Я друг того человека, с которым ты работал.

— Что?!

Худо стало Мустафе — осел весь, скукожился, заморгал, губы у него задрожали. Испугался Мустафа. Чего?