Картина мира по Донцовой

— Не ревите! — похлопала меня по плечу Тереза <…> — Может, вам лучше не мужика назад требовать, а тупо денег попросить? <…> Когда в кармане шуршит, сразу красавицей всем покажетесь (“Фейсконтроль…”).

Заметим, что 13-летняя Тереза хлопает по плечу незнакомую взрослую женщину, проговорив с ней от силы пять минут.

Может показаться необъяснимым, но в этом мире иногда витают какие-то призраки морали. Тучи насилия раздвигаются, и со светлеющего неба срываются вниз лучи света в лучших традициях книг для юношества. Автор, очевидно, видит в них элемент джентльменского набора хорошей литературы. В “Чудесах…” читаем:

Мне понадобилось несколько минут, чтобы перестать смеяться и задуматься: а сколько еще живет в Москве детей-сирот при живых родителях, никогда не читающих книг?

Как и всегда, банальные рассуждения о пользе чтения. В данном случае еще бессмысленные. Удивительна укорененность подобных суждений в головах обывателей, да еще тем более прочная, чем более уцененной берется формулировка. Вполне нормально видеть их в букваре в виде хороших русских пословиц, но слушать старушечье кряхтенье, по меньшей мере, скучно. “Все проблемы нашего общества происходят от того, что молодежь не читает книг”. “Дети забыли книгу”. “Живое слово дети променяли на компьютерные игры и американские фильмы”. Интересно, в чем была основная проблема детей до изобретения книгопечатания?

Весь мир Донцовой — это что-то сиюминутное, мнимосерьезное, взаимозаменяемое. Попытки представить отдельные ситуации в виде чего-то подлинно трагического неудачны ввиду обыкновенной дикости многих сцен. Причем за этой дикостью ничего не стоит, и в итоге она просто мешает адекватно воспринимать текст. Трудно сочувствовать горю матери, потерявшей сына, если за несколько страниц до этого мы наблюдаем за приступами истерии одной из избалованных дам. И тем более это трудно, когда далее выясняется, что сын этой матери был на самом деле вором и убийцей. Еще труднее, когда мы узнаем, что и сама мамаша всю жизнь прожила с бандитом и участвовала в его преступлениях. И уж совсем невозможно, когда Донцова обрушивает на нас еще одну новость: ее сын и сыном-то ей не был. И мать, и сын — это два сапога пара, два беспринципных вора, пытающихся обмануть друг друга и в одиночку утащить золото.

На таких вот бредовых интригах и держится весь ее мир.

 

Косметическая народность

Разговор о том, что есть русский народ, в России всегда был разговором сложным. И особенность его состоит в праве любого человека принимать в нем участие. Такой разговор — не замкнутая дискуссия посвященных, народ — это мы все, и, следовательно, рассуждать о нас самих также может каждый. Но, поскольку тема необъятна, здесь трудно уберечься от однобокости в выборе позиции, от прямого извращения действительности и от навязывания собственной точки зрения, что особенно опасно, учитывая веру народа в пословицы и афоризмы и в то, что сложные вещи можно сделать легко.

Нельзя сказать, что Дарья Донцова сильно навязывает какую-то точку зрения или извращает действительность. Но она делает это бессознательно, потому что не чувствует необходимости в каком-то внешнем оправдании для своего творчества. Она не проявляет слепого фанатизма в уродовании нормальных людей, но в то же время ведет себя пассивно в том, что касается прекращения такого уродования.

Ее книга, как добросовестный гид, ведет нас по подземным пещерам мышления домохозяйки, высвечивая сталактиты и сталагмиты женских желаний и комплексов, и указывает путь к сомнительному свету через темные переходы. Тот, кто согласился на подобную экскурсию, вынужден довериться такому гиду. Сама же писательница не жалеет сил, чтобы показать, что миллионы, которые ей приносят ее книги, приносят ей меньше удовлетворения, чем мир радостей и тревог обычной женщины. Несмотря на образование, знание языков, богатую на события жизнь, мужа-ученого, ее имидж писателя, вышедшего из народа и не понаслышке знакомого с ним, давно завершен и ему ничего не угрожает. Герои всех ее книг — это люди, которые по-народному просты. Невзирая на возможные различия в социальных статусах, в народной простоте они уравнены. Вместе с тем вся их народность лишь в том, что мент матерится, домохозяйка читает детективы, а киллер убивает. У них не бывает превращений. Если бизнесмен не ездит на БМВ, значит, это не бизнесмен.

— Забыла, какая у тебя машина.

— “БМВ”, черная, номер ноль шестьдесят шесть, ну заметано?

— Ладно, — хихикнула я, — жди, уже лечу (“Чудеса…”).