Картины из истории народа чешского. Том 1

Однако рабыни приписали хворь чарам, которые принесут им избавление, и решили потерпеть, пока торговец совсем не ослабеет. И тогда они рассчитывали его убить. Когда торгаш лежал у прохладных струй, обмакивая в них кончики пальцев, а женщины готовились нанести удар, на их следы напали наши невольники и, наклонясь к земле, долго разглядывали, изучали отпечатки подков и отпечатки ног, идущие рядом. И увидели они, что следы мелкие, а ямки, которые остались на земле от пальцев, — крохотные и нежные, так что без особого труда определили они, что караван, прошедший здесь, — невольничий, а среди невольников есть и женщины. Устремившись следом, они настигли торговца, лежавшего у хладных струй, опустив руку с низкого берега в воду. Настигли его слуг, лежавших, задрав подбородки кверху, и, видя, что они плохи, не тратя времени ни на расспросы, ни на словопрения, накинулись на караван и захватили женщин, порешив одного-единственного слугу, который мог оказать им сопротивление. Остальных бросили на произвол судьбы и весело повлекли за собой свою добычу. И от тех женщин позднее родилось множество ребятишек.

И сталось так, что и тот человек, что называл себя отшельником, тоже взял себе в жены одну из рабынь и родил с нею шестерых сыновей. Когда прошло время и человек этот состарился, в его мыслях вместе со страхом поселилось и желание завершить начатое дело. Он думал о распятии, которое начал вытесывать в молодые годы. И отыскал он долота и топор, и ножи острее меча, и приступил к стволу, пока лишь слегка обработанному, и принялся бить долотом по дереву, чтобы проступила форма головы и конечностей Иисуса. Сильно бил он по долоту, но после нескольких ударов рука изнемогала, а когда он резко размахнулся для девятого удара, то пресеклось дыхание у него в груди. И свалился он на землю, повредив долотом запястье. Подбежали к нему сыновья и слуги, и те, кто возделывал почву, и те, кто корчевал пни и кто бортничал и стерег стада. Все они, сгрудившись вокруг, ждали, что он скончается и перед смертью благословит старшего сына, и поставит его во главе хозяйства и имущества. И когда опустились они на колени и затихли их стоны, старец заговорил, как велит обычай.

— Чувствую я, — молвил он, — что приходит мой последний час, и прошу я у Господа Бога, чтоб не судил меня за грехи слишком строго, чтоб дозволил мне хоть краешком глаза узреть рай. Грехи мои станут мне в этом препятствием, но зато службу сослужат некоторые добрые дела. И когда душа моя устремится к трону Судии, не забудьте вспомянуть, что я дал вам знание истинного Бога. Вспомяните и о том, что благодаря мне руки ваши проредили лес, полный уродливых божков, что я выкорчевал из ваших сердец злые привычки, насыщал вас и наказывал во имя Господа. Живите в страхе Божьем и в покорности перед тем, кого я поставлю над вами хозяином.

А тебе, сын, завещаю принять имение отцовское, чтоб по чести, совести и правде платил ты власти десятину со всякой новой колыбели невольничьей и с отар, коли умножатся хоть на единого ягненка, и со скотины. И еще — чтобы ты исправно отдавал зличскому господину то, что должно отдавать, — то бишь двенадцать кур и десять горшков меду из года в год.

Молвив так, старец обратился к толпе и взглядом поискал среди взрослых мужчин того, кто некогда появился в его нищей лачуге малым ребенком. Отыскав, сделал знак, чтоб тот приблизился, и, положив руку ему на плечо, сказал:

— Тебя, кому я привил редкий навык владения долотом, отпускаю на свободу, избавляю от рабства и велю, чтоб ты или жил во владениях своего господина, или отправился куда пожелаешь. И решать тут надо всерьез, это важно как для тебя, так и для твоих деток. Избавляю тебя от наследного рабства и совершаю это в убеждении, что все свои дни ты наполнишь работой, которая угодна Богу, и докончишь распятие, которое я не доделал из-за трудов суетных, преходящих и из-за трудов, которые я посвятил расширению имения и приумножению состояния.

Все это было произнесено перед многими людьми и так громко, что слышали все. И после этого голос старца сник. Сыновья и жены тех сыновей приложили ему на рану паутину и листья, на которые скатилась кровь первого мученика, святого Стефана. Но или листья те были собраны в неподходящее время, либо установление Божие было иным, но случилось так, что кровотечение не остановилось. И иссякла кровавая струя только в тот миг, когда душа старца отделилась от тела.