Картотека живых

- Я тебя не понимаю, - ответил долговязый эсэсовец. - Выдадим мы сегодня новичкам их рацион? Едва ли. Стало быть, мы принимаем их на довольствие с завтрашнего дня, то есть с седьмого ноября. А если каптенармус герр Шлейхер ошибся, он, конечно, будет благодарен нам за указание на эту ошибку. Я вижу, перед тобой продовольственная ведомость. Могу сразу же подписать ее: новоприбывших в количестве одной тысячи трехсот человек принял на довольствие с седьмого ноября...

Копиц положил локти на стол, подпер руками тяжелую голову и с минуту мял небритую физиономию. Потом он вдруг поднял взгляд, и казалось, что его глаза налиты кровью. Но он сказал удивительно спокойно:

- Ты сошел с ума, и это очень грустно. Очень грустно и очень опасно. Подпиши-ка ведомость, да с шестого числа! Мигом!

- С седьмого, - был ответ. - Я не буду обкрадывать Германию.

- Это твое последнее слово?

Лейтхольд кивнул. Душа его пела: "Я честный человек, я не иду по пути беззакония! Что мне может статься? Wir, Deutche, furchten Gott und sonst niemand auf der Welt нем.)>. А кроме того, я девяностопроцентный инвалид. Для меня война кончена. Буду вести себя безупречно и подожду, пока она кончится и для других. А потом... Юлишка!"

* * *

Еще во время воздушной тревоги, до того, как тотенкоманду погнали на вокзал, Диего Перейра зашел в двадцать первый барак к немецким товарищам узнать, какие новости они принесли с внешних работ. Он застал их всех в глубине барака, у окна: рыжий Вольфи и рыбак Клаус, склонившись в потемках над котелком похлебки, которую принес Гельмут, резали старые корки на мелкие кусочки и сосредоточенно жевали.

- Mahlzeit! Здесь: "Приятного аппетита!" (нем.)> - сказал Диего, подойдя к столу. Вольфи узнал его по голосу.

- Заходи, испанская птичка. Есть хочешь?

Остальные пробурчали приветствие.

- Я уже ел, - ответил Диего, нащупывая в темноте свободное место на лавке. - Те, кто оставался в лагере, получили обед в полдень. Вполне приличную похлебку. Кюхеншеф, кажется, сносный человек.

- Гм... - пробурчал Гельмут. - Этакий дохленький. Сам никого не бьет. Приспособил к этому стерву венгерку. Ее прозвали "номер". Я был с котелком в кухне и видел, как она там лупила мусульман палкой, а он глаз с нее не сводил.

Диего подтвердил.

- Девушки сами говорят, что "номер" - стерва. Сегодня я как раз случайно беседовал с теми, что работают в казармах эсэс. Все они злы на Юлишку за то, что она так липнет к Лейтхольду. Она выжила из кухни лучшую девушку, Като, только за то, что та высказала ей в глаза свое мнение.

- А что представляют собой эти девушки? Я их видел только издалека, спросил Клаус, погладил свой громадный узловатый кулак и подумал об Ирмгард, которая осталась дома, у моря. So lange...

Испанец получше закутал шею шарфом, словно ему и здесь, в бараке, было холодно.

- Сами знаете, женщины: политически малограмотны, наверное даже религиозны. Но красивые. А та, маленькая Като, говорят, умна, как черт, и их старшая, Илона, тоже. Может быть, стоит поговорить с ними. Но я пришел не за этим, - он махнул рукой и откашлялся. - Расскажите лучше, что было на стройке.

Немцы стали рассказывать новости, их было не много, но и не мало для первого дня. Они беседовали с "красными" капо из других лагерей, удалось перемолвиться словечком и с наемными рабочими. Разузнали, каково положение в Мюнхене: бомбежка, продовольственные трудности, каждый боится "загреметь на фронт" и так далее. Что касается самой стройки, то это будет подземный завод какого-то тайного оружия. Точнее никто ничего не знал. Люди на стройке еще не верят, что война уже безнадежно проиграна. Поговаривают даже о каком-то новом наступлении. Газеты подогревают такие настроения...

- Наступление на Востоке? - быстро спросил Диего.

- Куда там! - прошептал Вольфи. - На Востоке они уже не рискнут. А вот около Цах уже несколько дней идут крупные бои. Видимо, остановили наступление американцев. Говорят, что теперь германский генеральный штаб бросил все силы на Запад, чтобы создать прорыв...

- Говорят, все это делается без Гитлера, - прервал его Гельмут. - Один парень из четвертого лагеря клялся, что Гитлер ранен, на него, мол, было покушение. В Мюнхене в воскресенье будет торжество, знаете, очередная годовщина путча, и этот парень видел газету, где говорится, что Адольф на сей раз не выступит с юбилейной речью. А он в этот день выступал ежегодно начиная с тысяча девятьсот двадцать третьего года. Это не случайно!

Диего вспомнил о другой годовщине.

- Э-э, что там Гитлер! Знаете ли вы, ребята, какая завтра годовщина?

- В самом деле! - Вольфи хлопнул себя по лбу. - Завтра в Москве! Седьмое ноября!

- Ну, конечно! - подтвердил Клаус, с трудом отгоняя мысль об Ирмгард.

Гельмут вздохнул.

- Уж они-то будут шагать на параде! Они-то могут кричать ура! Как я им завидую, черт подери!