Кащенко

Один из самых красивых и впечатляющих текстов о зарождении казацкого менталитета в Запорожье создан Николаем Васильевичем Гоголем в уже упоминавшейся повести «Тарас Бульба»: «…когда вся южная первобытная Россия, оставленная своими князьями, была опустошена, выжжена дотла неукротимыми набегами монгольских хищников; когда, лишившись дома и кровли, стал здесь отважен человек; когда на пожарищах, в виду грозных соседей и вечной опасности, селился он и привыкал глядеть им прямо в очи, разучившись знать, существует ли какая боязнь на свете; когда бранным пламенем объялся древле мирный славянский дух и завелось козачество — широкая, разгульная замашка русской природы, — и когда все поречья, перевозы, прибрежные пологие и удобные места усеялись козаками, которым и счету никто не ведал, и смелые товарищи их были вправе отвечать султану, пожелавшему знать о числе их: „Кто их знает! у нас их раскидано по всему степу: что байрак, то козак“ (что маленький пригорок, там уж и козак). Это было, точно, необыкновенное явленье русской силы: его вышибло из народной груди огниво бед. <…> В случае войны и общего движенья в восемь дней, не больше, всякий являлся на коне, во всем своем вооружении, получа один только червонец платы от короля, — и в две недели набиралось такое войско, какого бы не в силах были набрать никакие рекрутские наборы. Кончился поход — воин уходил в луга и пашни, на днепровские перевозы, ловил рыбу, торговал, варил пиво и был вольный козак. Современные иноземцы дивились тогда справедливо необыкновенным способностям его. Не было ремесла, которого бы не знал козак: накурить вина, снарядить телегу, намолоть пороху, справить кузнецкую, слесарную работу и, в прибавку к тому, гулять напропалую, пить и бражничать, как только может один русский, — все это было ему по плечу».

Лев Николаевич Толстой рисует портрет казачества без романтической восторженности, в его рассказе «Казаки» ярко и точно отображены характерные бытовые штрихи из жизни терских казаков: «Этот христианский народец, закинутый в уголок земли, окруженный полудикими магометанскими племенами и солдатами, считает себя на высокой степени развития и признает человеком только одного казака; на все же остальное смотрит с презрением. Казак большую часть времени проводит на кордонах, в походах, на охоте или рыбной ловле. Он почти никогда не работает дома. Пребывание его в станице есть исключение из правила — праздник, и тогда он гуляет.

Вино у казаков у всех свое, и пьянство есть не столько общая всем склонность, сколько обряд, неисполнение которого сочлось бы за отступничество. На женщину казак смотрит как на орудие своего благосостояния; девке только позволяет гулять, бабу же заставляет с молодости и до глубокой старости работать для себя и смотрит на женщину с восточным требованием покорности и труда. Вследствие такого взгляда женщина, усиленно развиваясь и физически и нравственно, хотя и покоряясь наружно, получает, как вообще на Востоке, без сравнения большее, чем на Западе, влияние и вес в домашнем быту».

Кубанское казачество, к которому принадлежало семейство Кащенко, выделилось в самостоятельную ветвь несколько позднее. Его официальная история начинается с 1792 года, после того как 30 июня (или 11 июля по новому стилю) казаки-черноморцы получили от Екатерины II жалованную грамоту на владение Таманью и частью кубанских земель. Этот документ не являлся наградой за воинскую службу, а был ответом на прошение казаков и в большой степени вынужденным решением императрицы.

Здесь мы вплотную подходим к весьма логичному объяснению мятежного характера нашего героя и его, мягко говоря, прохладного отношения к царскому правительству. Дело в том, что при всех взаимных выгодах отношения казачества с государством вовсе нельзя назвать безоблачными. Это вполне объяснимо. Слишком самостоятельные образования, да еще и на отдаленных территориях, всегда вызывают беспокойство правителей. Это своего рода спящий вулкан, готовый извергнуться в любой момент, что время от времени и случалось.