Естественно, что когда Тинда оправилась от своей более чем трехмесячной нервной горячки и, восстановив власть над своим выздоровевшим рассудком, узнала, что, кроме Рудольфа Важки, никто о ней не осведомлялся — она уже и не упоминала о мистере Моуре.
О том, что молодой Незмара целыми днями ходил под окнами больной — она лежала у тетушки Рези, — отдавая этому занятию все время, проведенное не на реке, никто Тинде не сказал, хотя тетушка отлично видела Вацлава и частенько глубоко над этим задумывалась. Они с Манечкой каждый день разговаривали о том, что опять он был тут, опять ходил внизу этот американский секретарь...
Вена, конечно же, встретился бы с Тиндой, когда она стала выходить посидеть в сквере, если б в это же самое время сам не слег, постигнутый странным несчастным случаем.
Как-то сидел молодой Незмара в лодке, неподвижным взором уставившись на поплавок, как вдруг его что-то ударило — с плота, мчавшегося к воротам плотины. Удар сбросил Вену с лодки, как перышко — он даже вскрикнуть не успел. Еще бы — багром по голове! Но Вена не утонул, хотя пришлось ему очень плохо, ведь он даже кричать не мог. Он только старался удержаться на поверхности. В пятидесяти метрах ниже, на другой лодке, сидел его отец, расправляя леску. Увидев своего родителя, Вена протянул к нему руки — и лишился сознания не прежде, чем отец вытащил его в свою плоскодонку. Вена настолько еще владел собой, что показал на плот. Отцу и не требовалось ничего больше, он тотчас понял, что произошло, и успел еще заметить название фирмы, выведенное на задних бревнах плота. Узнал он и людей на плоту. Лишь после этого он принялся смывать кровь с головы сына, а тот поминутно терял сознание, несмотря на все мольбы отца: «Вена, бога ради, очнись!»
Думал тогда старый Незмара, что не довезет до дому сына живым. К счастью, Новак, близкий дружок старика, удивший рыбу немного ниже по течению, услыхал его причитания и поспешил подплыть. С его-то помощью и вынес старик Вену на берег и уложил в своей лачуге. Оставив дружка возле раненого, старый Незмара помчался за доктором, но по дороге заглянул еще в полицейский участок — и в тот же вечер все три плотовщика были арестованы в Либени. Двух сразу отпустили, потому что третий сознался, что это он «тюкнул багром молодого пана», но нечаянно. Как «перекладывал весло» (рулевое) у самой плотины, сдвинул с места багор, тот чуть в воду не ухнул, тогда он подхватил багор веслом, да так неудачно, что «этот малый и схлопотал раза́ по башке».
Ранение Вены было признано тяжелым, и виновника оставили под арестом до того, как устроить ему очную ставку с потерпевшим, что могло быть сделано лишь три дня спустя — тревожить Вену раньше опасались. Опытному следователю, по некоторым признакам судя, было ясно, что пострадавший и виновник видятся не впервые — тем не менее оба категорически это отрицали. Плотовщик и ходил и стоял сильно скособочившись, спрошенный же следователем — отчего это? — ответил, что это у него с малых лет, так как он долгое время «отпихивался боком», то есть работал шестом на плоскодонке. Следователь задумался, не применить ли ему обычную свою хитрость и не пригласить ли обоих ко взаимному прощению, ибо он знал, что парни этого сословия никогда не прощают друг другу, если между ними «что-то есть»; но, вспомнив, что один из «парней» — будущий инженер, отказался от этой мысли.
Итак, ни один не пожелал наговаривать на другого, и скособоченного плотовщика засадили в кутузку на три недели — за тяжкое телесное повреждение, нанесенное по легкомысленной неосторожности.
Вена же отвалялся в больнице пять недель. И как нарочно, в тот самый день, когда старый Незмара вел сына домой, встретилась им... свадьба барышни Тинды с Рудольфом Важкой. Впрочем, случайность эта была не совсем случайна, как могло бы показаться: старый Незмара умышленно — и с полным успехом — подготовил такое жестокое лечение для своего Вены; но коварство старика прошло незамеченным, потому что свадьба отправлялась из дома доктора Зоуплны, где после выздоровления жила Тинда. Для многообещающего композитора партия эта была не так уж плоха: благодаря отлично составленной доктором Зоуплной претензии — доктор служил теперь страховым агентом в пражском филиале одной из крупнейших мировых страховых компаний, — доля Тинды была выделена из имущества ответчика Уллика и полностью ей выплачена.
Перемена в фортуне императорского советника никоим образом не уменьшила участия общественности в Тиндиной свадьбе. Скорее напротив! Башня св. Петра, пожалуй, не увидела бы у своего подножия большего столпотворения, даже если бы вместо скромного, но сияющего Важки топал к алтарю сам мистер Моур, способный сиять разве что своими бриллиантами, в лучшем случае — зубами.