Кассиопея

Тэён с Юбином хором смотрят друг на друга, а после – обратно на него. Мингю трет влажный лоб рукавом рубашки и свешивает сначала одну, а затем другую ногу на пол.

– Ты что, не помнишь, как в обморок шлепнулся? – Сонёль наклоняется, чтобы заглянуть ему в лицо, и Мингю морщится на это движение. Мычит неопределенно, потому что вроде бы и помнит, да, но… Соврет, если скажет, что не надеялся до последнего, что все это ему просто приснилось. Потерять сознание посреди людной аудитории у всех на глазах – замечательно, здорово, классно.

– Тебе лучше еще полежать. – Чонхо осторожно тянет его обратно за плечи, но Мингю мотает головой:

– Со мной все нормально. – Трет костяшкой указательного пальца переносицу и бросает недовольный взгляд на Тэёна: – Ты зачем ему позвонил?

– Это первое, что пришло мне в голову, – нехотя признается тот, – ну, после того, как мы с Сонёлем вытащили тебя из аудитории. Там все сбежались сразу, а тут нет никого и дышать легче, поэтому…

Мингю машет рукой в его сторону, жестом прося не продолжать, потому что, честно, ничего не хочется слышать. В голове стоит остаточный звон, но в целом он действительно чувствует себя нормально, и это никак не вяжется с тем, что несколько минут назад он упал в обморок. Почему? Что не так? Переутомление? Точно нет. От жары? На улице градусов двадцать, не больше, – тепловой удар не схватишь даже при желании.

Перед глазами стоит белый-белый коридор. И мелкие абсурдные цветочки на чужой больничной пижаме.

– Иди обратно на занятие, я в порядке, – Мингю бросает быстрый взгляд на Чонхо.

– Уже бегу. – Тот не двигается.

– Отвези его домой, – подает голос Юбин, – я объясню преподу ситуацию. Хотя он и так все видел.

– Да не поеду я нику… – Мингю обрывает себя на последнем слове, когда натыкается на мрачный взгляд Чонхо. – Ладно.

Они ловят такси прямо на выходе с территории университета. Мингю смотрит в окно на Сонёля, который вышел их проводить до центральных ворот, хотя нужды не было совершенно, и пытается заставить себя улыбнуться ему в ответ. Вместо улыбки выходит кривая усмешка со скопившейся смертельной усталостью в уголках губ.

Водитель включает радио – тихо совсем, только для себя скорее, но музыка все равно бьет по ушам. И снова хочется спрятаться куда-нибудь. Желательно в комнату с полной звукоизоляцией, где не будет ни голосов, ни песен, ни чужого дыхания сбоку, которое кажется жутко громким.

Из динамиков доносится: «Hello, welcome home», а у Мингю на несколько секунд перекрывает доступ к кислороду. Добро пожаловать домой, который не дом вовсе, а место, которое поглотило целиком, а теперь всеми силами пытается избавиться. Он понимает теперь. Смотрит на Чонхо, чей взгляд направлен в окно, и жалеет. Обо всем жалеет, но больше всего о том, что позволил себе всего на миг представить то, чему никогда не стать реальностью.

– Это ведь не в первый раз, – впервые за последние полчаса нарушает молчание Чонхо, когда они переступают порог квартиры, – не в первый же.

Мингю замирает на мгновение, не сняв до конца второй кед, а потом выпрямляется. Ему бы лицо сохранить и дурачком прикинуться, но нет смысла. Он понимает, о чем речь. Кивает дергано и идет на кухню.

– Если с тобой что-то не так, – за ним следуют по пятам, – почему ты не говоришь ничего?

– Потому что нечего говорить. – Мингю наливает себе стакан воды. – Со мной все в порядке, и чувствую я себя просто прекрасно.

Почти не врет. Не считая легкой слабости, его самочувствие в норме. Бывало и хуже. Намного хуже.

– Ну да, – фыркает Чонхо, опираясь плечом о холодильник и складывая руки на груди.

– Пока ты не начал втыкать в меня свое недовольство и громко заявлять, что я не должен держать все в себе, – Мингю ставит пустой стакан на стойку и поворачивается к нему, – я повторю еще раз: со мной все в порядке. Я понятия не имею, что произошло.

Врет. Потому что понял.

Чонхо укоризненно смотрит на него и молчит. Выстукивает указательным пальцем по предплечью и вгрызается взглядом до самых костей. А Мингю уже давно научился распознавать все оттенки его молчания.

Кто-то говорит, чтобы достучаться до другого. Чонхо же – молчит. И это лучше любых слов и самых бесконечных предложений.

Мингю даже стакан отпустить не успевает, который сжимал в руке, когда к нему подходят ближе и склоняют голову, кладя ладонь на его щеку. Она холодная. Совсем холодная, хотя вчера было наоборот. У Мингю в горле застревает «не надо», потому что правда – не надо, но миллион «не» множится на пустоту и исчезает. Он опускает взгляд, так и не найдя в себе силы сделать хотя бы один шаг назад.

Весь этот мир кричит ему сейчас: «Тебе пора», а он – не может.

– Чонхо, – тихо зовет Мингю, – у тебя бывало так, что ты жалел о чем-нибудь?

Тот вздрагивает, но руку не убирает, наоборот – скользит ею выше и зарывается пальцами в волосы. Мингю не выдерживает и все-таки поднимает взгляд.