Катали мы ваше солнце

Утекли. Накивали, как говорится, пятками. Сослепу залетели в полные рыхлого, мокрого снега овраги, чуть не утопли… А может, кто и утоп — весна покажет… Когда же перевели дух, то обнаружили, что вокруг — развалины мёртвого города и что от воинства теплынского осталось всего два ратника — Кудыка с Докукой. Куда делись прочие — неведомо.

Размели ладонями снежную хлябь с тёсаного прямоугольного камня, сели, отдыхиваясь.

— Да… — сипло признал наконец Докука, которого сейчас вряд ли бы кто осмелился назвать красавцем. — Уж лучше бы выпороли…

Кудыка — тот помалкивал, только встряхивал изредка головой. Должно быть, отгонял жуткое воспоминание о лезущем из чёрной дыры жителе преисподней.

— Слышь, Докука… — позвал он, собравшись с силами. — Чего расселся, говорю?.. Тут погорельцы ватагами бродят, а ты расселся…

— Никак живота не надышу… — пожаловался Докука.

Ещё посидели. Надышав кое-как живот, Докука поднял со склона горсть бисерного подтаявшего снега, умылся, развёл пальцами брови и вновь похорошел.

— Что ж теперь будет-то? — с тупым отчаянием спросил Кудыка. Капало с него, как с утопленника.

— Считай, пронесло грозу… — небрежно изронил красавец-древорез, выжимая шапку. — Был грех, да заспан…

— Да я не о порке! — сказал Кудыка с тоской. — И впрямь ведь из-под земли лезут… Неужто всё, а? Неужто до самого до конца дожили?..

Докука надел шапку набекрень, огладил разрумянившиеся щёки и потащил с плеча мокрый полушубок. Порки на боярском дворе ленивый красавец боялся куда больше, нежели конца света.

— Как все, так и мы, — довольно бодро ответил он. — Доживём — так перемрём, а не доживём — так живы будем…

Сопя, взялся за полушубок. Покончил с левым рукавом, принялся за правый…

— Досуха, досуха!.. — посоветовали сзади. — Его после тебя ещё люди носить будут…

Докука чуть не выронил одежонку. Кудыку — будто шилом с камня подняло. Обернулись. В каком-нибудь переплёве от тёсаного камня стояли и насмешливо смотрели на них четыре рослых погорельца.

— Ай, берендеи!.. — Один из них, заливаясь смехом, хлопнул себя по дырявым коленкам. — Ай да воины!.. Ни сабельки, ни копьеца — всё побросали!..

Охально вылущил зубы и, покачивая дырявой шапчонкой, обошёл древорезов кругом.

— И ещё бы воевал, да воевало потерял… — попробовал осторожно отшутиться Докука.

— Эвона!.. — удивился беженец и оглянулся на остальных. — Весёлый! Балагурит…

Снял с синеглазого Докуки тщательно отжатую шапку, а взамен нахлобучил свою.

— А ты что же стоишь, не отжимаешь? — оборотился он к Кудыке. — Думаешь, приятно мне будет в мокром ходить?

Кудыка понурился и вздохнул. Он уже прикинул грядущие убытки. Шубейка, шапчонка — ветхие, так и так сносились… А вот сапоги — да. Сапоги жалко. Ещё бы зиму прослужили… Да что там про сапоги-то!.. Не убьют — и ладно… Хотя почему не убьют? Как раз сегодня-то убить и могут. Народу в битве на речке Сволочи полегло несчитано. Так что — Кудыкой больше, Кудыкой меньше…

Да и злы погорельцы на слобожан за давешний погром. Все ведь землянки им поразвалили… А вот главарь у них смешливый — это хорошо… Хотя иной раз в преисподнюю и с прибаутками отправляют…

Смешливый главарь тем временем разочарованно оглядывал Кудыку.

— Что ж ты такой затрёпыш-то? — упрекнул он. — Идучи на рать, мог бы, чай, и принарядиться!.. Товарищ-то вон твой, гляди, красную рубаху надел, порты клюквенны… Да-а, с этого леща чешуйку стоит поскрести… А зипун-то, зипун! Боярину впору!..

Кудыка покосился на товарища и подумал уныло, что главарь, похоже, невзначай правду молвил. Скорее всего, зипунец этот был извлечён Шалавой Непутятичной из дядюшкиных сундуков.

Тут неподалёку свистнули по-разбойничьи. Погорельцы тревожно оглянулись и сочли за лучшее убраться куда подальше.

— Милости просим, гостечки дорогие, — шутовски поклонился главарь, и подталкиваемые погорельцами древорезы двинулись извилистым путём меж развалин. Да, попались, как вошь во щепоть…

— Как величать-то прикажете? — полюбопытствовал главарь.

Древорезы со вздохом назвались. Погорельцы остановились и вылупили на них зенки.

— Кудыка?.. Докука?.. — ошеломлённо повторил главарь. Потом вдруг сорвал со свалявшихся косм неправедно добытую шапку и что было сил шваркнул оземь. Брызнула во все стороны снежная слякоть.

— Вот те раз! — ликующе завопил он. — Не было ни чарки, да вдруг ендовой!.. Да это ж те самые, кого волхвы ищут!

— Ищут-то одного, а не двух, — недовольно поправил его другой погорелец. — Докуку вроде…

— Кудыку! — возразил третий.

— Кудыку, Докуку… Нам-то что за дело? — Главарь был несказанно рад. — А я-то думал, тут кроме шкурки и поживиться нечем!.. Волхвы-то ведь вязчее сулят!..

— Чего-чего?

— Ну, награду за поимку! Сдадим обоих, а кто не тот — того отпустят…

— А одёжка? — забеспокоился вдруг четвёртый погорелец. — Слышь, Пепелюга! Если к волхвам поведём, одёжку-то с них снимать нельзя…

— Ещё чего!.. — прикрикнул главарь. — И думать не смей! Шкурку сымем, оденем в наше — и скажем, что так поймали… Прятались-де в развалинах, за честных беженцев мыслили сойти…

* * *