Катализатор

— Я хотел убедиться, что у нас всё в порядке. То есть, я надеюсь, ты ничего такого не подумала из-за слов Нэша…

Я мотаю головой.

— Нет, конечно, нет. Он просто хотел выпустить пар. Я это понимаю.

— Потому что я старше тебя, и из этого ничего хорошего не выйдет…

— Не выйдет, — соглашаюсь я. У меня перехватывает дыхание, когда он придвигается ближе.

Он вскидывает бровь, полуулыбка играет на его губах.

— И почему ты так быстро с этим согласилась?

Тяжело сглатываю.

— Я думала, это то, что ты хотел от меня услышать.

Он останавливается, когда его лицо оказывается всего в нескольких сантиметрах от моего.

— Нет, не это.

У меня кружится голова. Что он такое говорит? Что он не хочет, чтобы я с ним соглашалась? Что из этого может что-то выйти?

— Ты меня запутал, — произношу, наверное, самые честные слова в моей жизни.

Трей смеётся и отступает на шаг.

— Прости. Я только хотел проверить, всё ли хорошо между нами.

— Да, — уверяю его. — Спасибо за всё, что ты делаешь. Прости, я вела себя как избалованный ребёнок. Если бы я знала… Я бы дала тебе больше времени.

— Вместо ультиматума? — ухмыляется он.

— Конечно.

Наступает тишина. Мои глаза скользят по его комнате, которая намного приятнее моей. По крайней мере, она не похожа на обитель пациента в смирительной рубашке. Матрас упирается в гладкую деревянную спинку кровати. Стены из шлакоблоков окрашены в холодный синий оттенок, который совсем не похож на ярко-белый цвет моей комнаты. У Трея есть несколько картин, на одной из них изображён город, пышущий благополучием, на другой — поле с огромным деревом.

— У тебя здесь мило.

Он поднимает голову и смотрит на меня так, будто подозревает, что я безумна.

— Пардон?

— Твоя комната. Здесь уютно. В своей я чувствую себя как в психушке.

Трей усмехается.

— Тогда как насчёт этого: мы вернём твою маму, ты постараешься не умереть на задании, а я помогу тебе покрасить стены в комнате.

Я сужаю глаза.

— Почему ты так добр ко мне? У тебя есть скрытый мотив?

— Например? — поднимает бровь.

— Тебе лучше знать.

Он моргает.

— Видимо, тебе придётся подождать и узнать самой, — он пересекает комнату и открывает дверь. — Увидимся ночью. И не забудь одеться в чёрное.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Мы с Триной пришли в туннель вместе в двадцать два часа. На мне позаимствованные чёрные штаны и чёрная непромокаемая майка, любезно предоставленная Триной. Жаль, что я не закинула в рюкзак, перед тем как покинуть дом, свой чёрный наряд. Потому что сейчас бы он пригодился.

Я натянула штаны так высоко, как только могла, и закатала штанины, чтобы не волочились по земле. Трина обещает сводить меня завтра в павильон, где я смогу запастись одеждой. Это своеобразный магазинчик в лагере, куда люди приносят свои старые вещи, чтобы обменять на новые. Когда я указываю Трине на тот факт, что мне нечего туда отнести, она заверяет меня, что первый раз бесплатно.

Трей и Кудряш уже ждут нас в тоннеле. На плече Трея висит большая спортивная сумка. Он ведёт нас к своему чёрному пикапу, закидывает сумку назад и передаёт ключи Трине.

— Вы двое, берите Серебряную Пулю. Сиенна и я поедем на грузовике впереди. Не отставайте.

Я смотрю, как Трина плавной походкой направляется к такой узкой и низкой машине, что оба пассажира в ней должны сидеть, втянув шею и плечи. На Трине красные «шлюшные» шорты, как она их сама назвала, которые едва прикрывают её задницу, а так же чёрные сапоги на десятисантиметровых каблуках, которые поднимаются выше колена. Её чёрный топ без бретелек открывает плечи и тонкую талию с бронзовой кожей. Она хорошо выглядит, и так и было задумано. Одним из важнейших элементов нашего плана будет отвлечение внимания, которое она возьмёт на себя. Я подавляю улыбку, когда представляю мужчин, которые не смогут устоять.

Я замечаю, что Трей тоже следит за тем, как Трина идёт к машине, и мой живот сжимается. Мне не нравится этот его взгляд — одобрение и…

Желание?

— Может, хватит уже таращиться? — ворчу я, занимая пассажирское сиденье грузовика.

Трей забирается рядом и смеётся:

— Она отлично справилась. Очень даже.

Глядя вперёд, я скрещиваю руки на груди. Меня не должно парить, что он там думает о Трине. Он знает её намного дольше, чем меня. И всё же ревность сжигает меня изнутри, доводя до точки кипения.

Трей ничего больше не говорит, пока мы не останавливаемся на дороге в четверти мили от предполагаемого местонахождения бункера. Он глушит двигатель и оглядывается назад, чтобы убедиться, что Пуля стоит прямо за нами. Затем смотрит мне в глаза.

— Готова?

К горлу подкатывает тошнота, когда я внезапно осознаю, что мы сейчас будем делать. Я наклоняюсь вперёд, опуская голову между коленей. Если что-то пойдёт не так, если что-нибудь случится…

Это будет моя вина.

Трей кладёт руку мне на спину.

— Мы справимся. Если будем придерживаться плана, никто не пострадает.

Образ Гарретта всплывает перед глазами, его улыбка, его веснушки. Я резко выпрямляюсь.

— А что если кто-то всё же пострадает? — моё дыхание отрывистое. — Я должна сделать это в одиночку. Я не могу допустить, чтобы кто-то из-за меня…