Читаем Категория «привходящего». Том 1 полностью

Нечто признается в сознании сущим, поскольку существует его сущность. Привходящему, с одной стороны. присуще отсутствие сущности, с другой стороны, кажется, что оно располагает присутствием своего несуществования (во всяком случае, отсутствие собственной сущности ему именно присуще в зависимости от другой сущности, пока неопределенной). В целокупном понимании не-сущего как разрыва между сущностью и существованием привходящее сдерживается двумя причинами. «Отсутствующую сущность» выпрастывает «материя, могущая быть иначе, чем она бывает большей частью».[81] «Присутствующее несуществование» поддается осмыслению через частичную, или предстоящую, невосполнимость собственного признака, состоящую в потере обратимости с субстанцией и постоянства. Вскользь уже приходилось этого касаться,

[82] но полная цитата звучит строже. «Так как с одним из существующего дело обстоит одинаково всегда и по необходимости (не в смысле насилия), с другим же не по необходимости и не всегда, а большей частью, – то это начало и причина того, что существует привходящее, ибо то, что существует не всегда и не большей частью, мы называем привходящим».[83]

Итак, привходящее имеет три причины: материю и противоположение собственного признака внешней случайности. Последнее очевидно, если применить ссхему схему становления, как она была только что построена. «Итак, причин три и начал три, два из них – это противоположение, одна сторона которого – определение или форма, другая – лишенность, третье – материя».[84] Каким образом собственный признак участвует в определении со снятием формы для возможного привходящего как ненужной присущности, и в каком смысле встречная лишенность воспринимается как привходящее, – сказано уже достаточно, чтобы признать здесь противоположность.


Прогноз ошибки.

Сущее вообще было принято за одно из крайних ограничений привходящего, – вплоть до сведения лишь предполагаемого привходящего к несуществованию в смысле опосредования другой крайности не-сущего. Теперь привходящее из предмета, лежавшего в области онтологически воспитанного рассмотрения, превратилось в феноменологический жест «привходящим образом». Причастное не-бытию привходящее сознание в акте пустого именования приближает к оставленной было сущности некоторое не-сущее – видимость, ошибку. Единое сущее подменяется частным именем непригодной формы. Цельность сохраняется в образе составной сущности и продолжается при условии, что «необходимо должно быть нечто привходящим образом сущее».[85] Реализация всех причин отсутствия сущности в присутствии несуществования или несуществующего проявилась как необходимость существования, причем совершенно любого. Материя в перспективе составной сущности оформляется пустым наименованием, но так и оставляет его порожним. Это уже не сущее вообще, а

присущее вообще, выделенная опустошенность имени.

Еще-несуществовавшее привходящее выводилось из дихотомии сущего и не-сущего. Якобы-осуществленное привходящее связывает их же привходящим образом. Порожденное всвязи с этим «привходящим образом» ответственно за проблематичность существования необходимого. «А имеется ли лишь то, что бывает в большинстве случаев, и ничто не существует всегда, или же есть нечто вечное – это должно быть рассмотрено позже».[86] Вечным было бы первосущее, не имеющее не-сущего в оппозиции. Но изготовленное представление о привходящем содержит остаточную неуверенность, хотя сомнение признается снятым на том основании, что примирились стороны противоречия. Пусть тогда даже не-сущее «означает нечто бывающее всегда или большей частью; между тем привходящее идет вразрез с этим».[87]

Противоречие завершилось «привходящим образом» и открыто для обнаружения ошибок. Предстоящие перемены имен допускают исправление непонятного на вечное, – смену объекта познания с не-сущности на сущность.[88]

Феноменология выступает здесь оппонентом софистики, при том, что «отстаивается» онтология (в обоих смыслах: служит опорным объектом спора и уплотняется в его остатке). Материализм софистики по поводу простого привходящего вызывает потребность упорядочить хаос феноменов. Наоборот, формализм феноменологии уничтожает саму претенциозность всякой софистики. Введение понятия «привходящим образом» опосредствует сущее и не-сущее как предметы онтологии и софистики и опосредует их рабочей ситуацией в «общем» для них уме.

2.4. Смешение категорий: «привходящее» и «соотнесенное»

Перейти на страницу:

Похожие книги

Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука