Каторга. Преступники

– А вы сдыхайте, черти старые! – кричал слепой паралитик. – Только койки зря занимаете, подлецы! Сдыхать пора. А живой о живом и думает.

У него отнялись ноги, а руками он вокруг себя так и шарит, так и шарит.

– Афимья! Афимья! Где ты?

– Здесь я. Чего ты? Эк, провал тебя не возьмет!

– Не смей уходить. Куда ты? Опять к Левонтию пошла? – чуть не плачущим голосом блажит старик. – Ах, глаза мои не видят! Видел бы! Пришить вас мало! Ах, шкура! Со всеми-то путается!

– Из-за нее только и в околотке лежу! – жаловался он мне на Афимью. – Такая подлая старуха! Ни на минуту оставить нельзя. Рупь ведь в неделю она мне стоит, рупь ей плачу, да чай каждый день со мной пьет, да булку белую завсегда ест, да молоко пьет! А благодарности ни на эстолько! Все к Левонтию бегает. Ведь сдыхает, пес, а все на чужую бабу зарится. Афимья-я-я!..

– Да здесь я. Не ори, чисто зарезанный!

Старика перевязчик держит в околотке охотно. Старик, по-каторжному, богатый, из отцов, – платит ему «по полтинничку» за гофманские капли, которые перевязчик выдает ему за «возбуждающее».

А 58-летняя Афимья составляет конкуренцию кривой 56-летней Анютке. Анютка слепа на один глаз. Другой у нее болит, и она нарочно его себе растравляет, чтобы остаться в околотке.

Перевязчик, который за это пользуется ее благосклонностью, держит ее в околотке.

– Вот доктору скажу, глаз себе травишь! – кричит, ругаясь с ней, Афимья.

– Куды ж я, слепая-то, пойду? – огрызается Анютка. – Смотри, как бы я не сказала, как ты коленко у себя расколупываешь, зажить не даешь!

Специальность Анютки, как и Афимьи, – торговля своим старым телом.

Какая ужасная, мерзкая, гнусная старость!

Словно куча навоза догнивает на солнце, каторжная дербинская богадельня – эти отвратительные, страшные, жалкие, несчастные, так много страдавшие люди.