Кацап

С Александром остался младший брат Егор. Летом ему исполнялось четырнадцать лет. Он тоже являлся нахлебником, поскольку был инвалидом — на спине Егора вырос горб.

… Александр распряг коня, отвёл его в дощатый сарай, выделенный старостой для постоя.

Остановился он у одинокой бабки Агафьи, изба-развалюха которой стояла на краю посёлка. Бабка была из кержаков, жила обособленно и очень часто молилась.

Маленькая комнатка с одинокой иконой в углу вполне устраивала Александра. Он успел осмотреть будущее жилище ещё в первый свой приезд. Бабка не проявила к нему никакого интереса, провела в комнатку и безмолвно удалилась.

Бригаду удалось собрать за один день. Это были местные мужики, живущие за счёт случайных заработков и приусадебного участка. Почти все они — люди семейные, серьёзные, покладистые.

Едва Александр успел затворить дверь сарая, как где-то внизу, за Шайтан-скалой, послышался утробный звук. Он пронёсся далеко по реке и, не успело угаснуть его эхо, как звук повторился вновь, уже с большей силой. А потом затрещало по всей реке, будто от берега отвалился многотонный кусок скалы и, грохоча, медленно покатился по руслу, продавливая и круша метровый слой льда.

«Ледоход начался, — сразу догадался Александр. — Завтра мужики наверняка выйдут на берег с саками».

Он и сам был не прочь почерпать этим простым орудием лова ошалевшую от избытка кислорода рыбу.

Идти на ночлег было ещё рано, Александр направился посмотреть на ледоход. Вернее, на первый этап — ледолом, когда неподвижное мерзлое русло оживает на глазах. За свою недолгую жизнь он неоднократно наблюдал это захватывающее зрелище и знал весь процесс от начала и до конца.

Лёд трещит и рвётся на части. Трещины бегут по нему, словно молнии по небу, — мгновенно, непредсказуемо, и сопровождаются сильным грохотом. Потом, когда лед расколется на части, начинается движение. Шалое течение подхватывает огромные льдины, разворачивает их, ломает на более мелкие части, подымает высоко вверх. Они на мгновение скалятся синим изломом, переливаясь в лучах засыпающего солнца, и скрываются под водой.

Утром реку уже не узнать. Будто напуганная гулом крошащихся льдин, она ускоряет свой бег. В порыве пугливого бегства рушит, выворачивает, ломает всё на своём пути. На изгибах русла льдины не поспевают за течением. Они нагромождаются друг на друга, скрежещут, и грозно наползают на берег. Ледяные глыбы пропарывают, будто плугом, прибрежный галечник и мёрзлую землю и замирают в нескольких метрах от кромки воды.

Он стоял на вершине угрюмой Шайтан-скалы, наблюдал, как просыпалась от полугодовой спячки Чусовая. Стоял и размышлял о жизни.

Ему казалось, будто река, вздрагивая и шевеля ледяным панцирем, проверяет всю силу и мощь, обретённую за зиму.

«Вот и жизнь, как лёд на реке, не может двигаться вперёд без трещин, — подумалось ему вдруг. — Только ледоход — явление закономерное, а жизнь — штука непредсказуема. И изломы в ней происходят в самый неподходящий момент. Реке — что? Сбросит ледяной панцирь, как змея кожу, побушует половодьем и продолжит свой бег, как ни в чём не бывало. А мне как дальше шагать по жизни с семейной трещиной? Одним огородом долго не прокормишься. Картошки и морковки недостаточно для жизни. Всегда требуется много разных вещей, без которых не обойтись. И без денег они в доме не появляются».

Александр смотрел на просыпающуюся реку и вспоминал счастливые дни, когда были живы отец с дедом. При их жизни о деньгах никогда не задумывались. Деньги в семье были всегда. Семейная казна регулярно пополнялась за счёт слава руды, перегонки плотов с лесом, и различного извоза на лошадях. Эта работа хорошо оплачивалась. Летом мужики заготавливали сено, излишки продавали, на вырученные деньги закупали зерно и муку.

Жизнь была свободной и вольготной, текла тихо и размеренно. Всем домочадцам почему-то казалось, что так будет всегда. Ан — нет же, поломала всё разом судьба окаянная. Будто обухом по голове ударила она обезглавленное семейство.

И вот удача вдруг улыбнулась ему, предоставив работу.

«Вот построю эти бараки, а там, глядишь, и шитики вернут обратно, можно будет подрядиться на сплав, — размечтался Александр, глядя на ожившую реку. — А что? Сколочу артель из кержаков — обязательно соблазнятся на хороший заработок. Смотришь, дело-то, и раскрутится, побежит ходко, что плот по большой воде».

Дело оставалось за малым — получить назад шитики от заводских властей. Их забрали в конце зимы. В дом пришли комиссары и потребовали отдать отцовские баржи для нужд завода. От неожиданности он тогда стушевался и долго соображал: как можно отдать собственные лодки задаром? С чего вдруг? Шитики, с которыми связана вся семейная жизнь, и которые являются одним из источников денежного дохода? Как бы поступил батя, окажись он на его месте, что бы ответил нежданным комиссарам? Наверняка не согласился бы, как не согласился на постой колчаковцев в их доме в 1918 году.

Александр словно бы услышал в тот момент подсказку отца и ответил отказом, чем вызвал недовольство представителей власти.