Катуков против Гудериана

Наступая, наши части продвинулись на 3–4 километра: 6–я механизированная и 22–я танковая бригады достигли западной окраины села Комсомолец, 112–я танковая бригада, действуя во втором эшелоне, вышла к селу Запорожец, 200–я танковая бригада сосредоточилась в небольшом лесу юго—западнее Павловки.[238]

Вечером на КП появился Попель, находившийся в 31–м танковом корпусе. Положение там незавидное после гибели комкора генерал—майора Черниенко. Это случилось 18 августа. Дмитрий Хрисанфович только что вышел из своего командного пункта, оборудованного прямо в траншее. Бой уже уходил далеко в сторону, и вдруг из—за леса ударил немецкий миномет. Осколки от разорвавшейся у щели мины разлетались во все стороны. Один из них наповал сразил генерала. Похоронили Черниенко в Богодухове, городе, который он защищал. Корпус принял полковник И.К. Жидков, и уже под его командованием бригады ушли в бой.

В конце дня 19 августа получено было сообщение штаба Воронежского фронта о том, что 1–я танковая армия переходит в оперативное подчинение 27–й армии, два корпуса — 6–й танковый и 3–й механизированный — были сразу же задействованы командармом генерал—лейтенантом Трофименко на ахтырском направлении, а 31–й танковый корпус (без 242–й танковой и 10–й механизированной бригад) остался на участке 6–й гвардейской армии.[239]

В последующие дни ахтырская группировка противника была разгромлена. Это позволило Степному фронту более успешно решать вопросы освобождения Харькова. 23 августа город освободили соединения 53, 69 и 7–й гвардейской армий.

Безусловно, 1–я танковая армия сыграла немаловажную роль в Белгородско—Харьковской операции. Действуя в оперативной глубине, маневрируя корпусами и бригадами, командарм Катуков с успехом применял обходы и охваты отдельных узлов сопротивления противника, что позволяло избегать крупных потерь в тяжелейших сражениях.

Офицер Генштаба Красной Армии подполковник Поздняков, находившийся в 1–й танковой армии с 3 августа по 4 сентября 1943 года, в своем докладе начальнику оперативного управления Генштаба генерал—лейтенанту С.М. Штеменко отмечал: «Армия, войдя в прорыв и действуя в оперативной глубине в ходе операции, оттянула на себя с других участков не только Воронежского фронта, но и соседних фронтов лучшие танковые дивизии противника (танковый корпус СС), чем облегчила наступление наших войск на других участках фронта».[240]

Больше месяца армия Катукова вела бои, потеряла значительную часть техники и личного состава. Она нуждалась в отдыхе. Только 9 сентября штаб Воронежского фронта получил директиву Ставки Верховного Главнокомандования вывести ее из боев и сосредоточить в районе города Сумы. Два корпуса — 3–й механизированный и 31–й танковый — направлены были своим ходом к новому месту базирования, а 6–й танковый корпус, переданный в оперативное подчинение 40–й армии, продолжал военные действия в районе города Лебедина и вошел в состав армии лишь 19 сентября.[241]

Немцы и во второй половине лета не добились успеха. Гудериан вынужден был заметить: «Наш фронт до 8 сентября должен был отодвинуться на линию Мариуполь, западнее Сталино, западнее Славянска. До середины сентября пришлось оставить рубеж, проходивший по р. Донец; к концу этого месяца русские стояли перед Мелитополем, на подступах к Запорожью и у устья Припяти».[242]

А в личном деле генерала Катукова боевой 1943 год отмечен записью: «…приобрел опыт ведения оборонительных и наступательных операций с участием большого количества танков».

АРМИЯ ВЫХОДИТ НА ГРАНИЦУ

Во второй половине октября 1943 года командарма Катукова и члена Военного совета Попеля вызвали в Москву. Когда следует такой вызов, невольно возникает вопрос: «Зачем?» Связавшись по ВЧ с Главным управлением бронетанковых и механизированных войск, Михаил Ефимович узнал у Якова Федоренко, что Верховный в ближайшие дни проводит совещание командующих танковыми армиями и членов Военных советов. Федоренко предложил, поскольку Катуков будет в Москве, выступить перед слушателями Академии механизации и моторизации по теме: «Наступательные операции на белгородско—богодуховском направлении в августе 1943 года».

Катуков догадывался, что на встрече у Верховного речь, скорее всего, пойдет о дальнейшем наступлении, все вроде бы ясно, а вот доклад в академии — дело ответственное, даже слишком. Тут без Шалина, Никитина и начальников служб не обойтись. Объяснив им задачу, Михаил Ефимович и сам подключился к работе.

15 октября две легковые машины, а также «Додж три четверти», который вез запас горючего, отошли от штаба армии, находившегося в селе Песчаном, под Сумами, и взяли курс на Москву. Маршрут пролегал через Курск, Орел, Мценск, Тулу, места до боли знакомые по начальному этапу войны.

Машину командарма вел новый шофер В.В. Дорожкин. Кондратенко находился здесь же, при командарме, но уже как адъютант. Михаил Ефимович с волнением вспоминал 1941 год. У моста через речку Оптуху, недалеко от Мценска, попросил шофера остановиться, вышел из машины.