Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях

Закончим необходимое для понимания климата первых лет перестройки цитирование свидетельств лиц из окружения Горбачева трезво-реалистичной констатацией А.Н. Яковлева: «Контекст времени был совершенно иным»^{10}. Секретарей горбачевского ЦК заботила трудная и неприятная, мешавшая сглаживанию советско-польских отношений проблема, перед которой их постоянно ставили поляки. Но время-то было, говоря словами Анны Ахматовой, еще далеко не «вегетарианское». Еще не было всеобщего «облучения» гласностью. Царила инфантильная вера в слова и лозунги прошлого, типа «Сталин — это победа». За два года до этого Горбачев воздавал Сталину «должное» за великие заслуги в годы войны. Шла борьба вокруг доклада Горбачева в связи с 60-летием Великой Октябрьской революции. О сталинских репрессиях только начинали писать, и партийно-государственное руководство боялось сказать то, что в 1956 году уже произнес Н.С. Хрущев.

Поэтому сектор истории отдела науки ЦК КПСС взялся за реализацию задачи поисков подтверждения старой версии Катынского дела и «контраргументов, опровергающих утверждение о ее несостоятельности». Для этого полонисты из Института славяноведения и балканистики АН СССР А.Ф. Носкова и Ф.В. Зуев должны были изучить материалы комиссии Н.Н. Бурденко. Сколько-нибудь значимых результатов эта акция не принесла.

Поверхностный характер десталинизации не позволял преодолеть сложившийся дуализм восприятия наследия Сталина, сталинской внешней политики. Осуждение политической практики сталинщины вплоть до проклятий в адрес Сталина за миллионы жертв сочеталось с признанием его марксистом, руководившим движением страны к «светлому будущему коммунизма», великим вождем и защитником Отечества. Самое же главное — сохранялась идеализация сталинского тоталитарного режима, отнюдь не сводящегося к феномену «культа личности Сталина», но по-прежнему обладавшего безусловной монополией власти и являвшегося по своей сути диктатурой партийно-государственного аппарата. До декабря 1988 г., созыва Съезда народных депутатов СССР, дело ограничивалось косметическим ремонтом политической системы, преобразования оставались непоследовательными, а во многом иллюзорными.

Горбачев надеялся, сохранив «руководящую роль КПСС», модель партии-государства, придать ей демократическую форму. Это была безнадежная затея. Перед лицом начавшейся политической трансформации КПСС переходила к обороне. Ситуация стала еще радикальнее меняться в обстановке антитоталитарных процессов в Центрально-Восточной Европе. К весне 1990 г. позиции КПСС оказались уже сильно подорваны.

Целый ряд конкретных мер был предпринят в области развития экономического сотрудничества в двусторонних советско-польских отношениях. От польской стороны последовало предложение отработать основы взаимоотношений в других областях — политической и идеологической. Был подготовлен совместный документ, подписание которого было приурочено к очередной (42-й) годовщине заключения Договора о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи. По этому поводу состоялся визит в Москву Первого секретаря ЦК ПОРП, Председателя Государственного Совета ПНР В. Ярузельского. М.С. Горбачев и он подписали совместную «Декларацию о советско-польском сотрудничестве в области идеологии, науки и культуры». Этот документ, что бы теперь ни говорили о его чрезмерной идеологизированности, впрочем вполне откровенной и характерной для того времени, декларировал принципиально новые основы, новое качество отношений — демократизацию взаимодействия, его равноправный, партнерский характер.

Напомним пассаж декларации, непосредственно относящийся к нашей теме, — результат польской инициативы.

«КПСС и ПОРП придают большое значение совместному исследованию истории отношений между нашими странами, партиями и народами. В ней не может быть „белых пятен“. Вековые связи Польши и России требуют глубокой оценки. Все эпизоды, в том числе драматические, должны получить объективное и четкое истолкование с позиций марксизма-ленинизма, соответствующее нынешнему состоянию знаний. Необходимо прежде всего воздать должное тому, что укрепляло дружбу между нашими партиями и народами, и осудить то, что нанесло ей вред.

История не должна быть предметом идеологических спекуляций и поводом для разжигания националистических страстей. Ставя вопрос так, мы руководствуемся общей ответственностью за будущее, за дальнейшее развитие братских советско-польских отношений.

Ничто не должно омрачать сотрудничества и дружбы будущих поколений поляков и советских людей. Не будем оставлять нашим детям и внукам неразрешенных проблем»^{11}.