Каурай. От заката до рассвета

— Ванда, где он? — повернулась Хлоя. — Малунья, что она говорит?

Не оборонив ни звука, вторая женщина бросилась к уху Хлои и несколько торопливых ударов сердца шевелила губами, нежно поглаживая ее по плечу, а потом мило сложила губки бантиком и кивнула себе за спину.

— Ах, в бане он, — вздохнула слепая. — Ну, так чего же ты ждешь, Малунья-Ведунья? Отправляйся туда и делай со своим любовничком, что хочешь! Можешь захватить ружье и пристрелить его там, я разрешаю.

— Он не мой любовничек! — зарделась ведьмочка. — Я даже не знаю, как его зовут…

— Дожили, — закрыла лицо руками Хлоя и притворно всплакнула. — Притащила мужика к нам в дом, а сама не знает, как его зовут…

— Что лучше было бы, если бы его раскатали колесами?!

— Еще бы! Но ты вместо этого породила чудовище, который с удовольствием полакомится твоими косточками, глупенькая Малунья-Шалунья! А потом примется за нас. Об этом ты, конечно, не подумала?! Откуда ты вообще взяла это заклинание? Неужто…

— Ой…

— Ты нас обокрала?!

Хлоя точно бы набросилась на Малунью и выдрала той все волосы, если бы Ванда не держала ее за плечи. Она снова шепнула что-то на ухо подруге и очаровательно улыбнулась.

— Пусть дрыхнет, чтоб его! — прорычала Хлоя. — Я и так потратила на эту тварь целую бутыль Дигрит, у него оно скоро из ушей польется. Надеюсь и шкура слезет. Пусть помучается там до утра, а там видно будет. А ты, Малунья-Ревунья, готовь метлу и тряпки — не выйдешь из бани, пока не отдраишь там все до блеска!

— Вы дадите мне метлу?..

— Ох, Сеншес, конечно же, НЕТ! Будешь языком вылизывать каждую досочку, каждый уголок… И молись, чтобы он пережил эту ночь, а то его придется ножом от пола отскабливать. Ванда, ну чего тебе?!

Ванда дергала Хлою за рукав, порываясь вывести колдунью из избы. На ее лице читалась крайнее нетерпение.

— Ну куда, куда ты меня тащишь, убогая? — причитала Хлоя, пока ее активно теснили к выходу, подталкивая тяжелой грудью. — Чего я эту оборванную псину не видела?.. Там небось уже все полы в шерсти.

Ванда не без труда, но все-таки вытащила подругу из избы и уже хотела потянуться к заплаканной Малунье, но та сама поднялась и торопливо засеменила следом. Все трое скрылись за дверью. Снова в избе воцарилась пустота и непроглядная темень, и лишь настороженные кошачьи зенки блестели из угла.

Глава 24

Игриш вынырнул из душных простыней и облегченно выдохнул. Беспокойные голоса троицы еще раздавались снаружи, но вскоре и их проглотила ночь. Какое-то время мальчик еще слушал тишину, пока не откинул голову обратно на подушки, пытаясь сообразить где он, как его сюда занесло и кто эти женщины, которые отчитывали Малунью. Последним, что осталось в его памяти, была Маришка с невинной улыбкой на устах толкающая его со спины Красотки в головокружительную пропасть. Пока он летел, его несколько раз перевернуло в воздухе, и Игриш вовсе перестал что-либо понимать. Сознание как отрезало.

И вот он здесь. Целый и…

Зажмурившись от внезапной догадки, он медленно сунул руку под одеяла и пощупал обе свои ноги. На месте.

Тогда, может быть, он разбился, и это посмертие?.. Три ведьмы, как три стражницы загробного мира. Возможно, когда он немного отдохнет, ему придется отвечать на всякие каверзные вопросы о прожитой жизни. Тогда, решил Игриш, он будет рассказывать о себе только плохое и самое гадкое, дабы получить право переродиться злющей собакой. В таком виде он доберется до замка Крустника, станет одной из его борзых и во время охоты вцепиться князю в яйца. Да, таков вкус мести.

Или попросить стать кем-нибудь еще более гадким и злобным, вроде Красотки?

Кстати, куда она подевалась? Скорее всего, кобыла так и осталась летать с ведьмами. Игришу было почти жаль их. С Красоткой они намучаются.

Хотя Игриш и так провел в беспробудном сне больше чем нужно, глаза упрямо слипались. Хотелось забраться в одеяло с головой и оставить эти вопросы на потом. Он еще успеет расспросить колдуний обо всем — если, конечно, им не взбредет в голову сунуть мальчишку в кипящий котел и не сварить живьем в печи, которая примерно вдвое больше, чем требуется такой небольшой избушке, затерянной в чаще.

Из размышлений его вырвал какой-то шорох на печи:

— Эй, — спросила брюхатая печка мальчишечьим голоском, смутно знакомым. — Ты спишь там?

Игриш еще чуть приморгался к темноте и подумал, что видит странный сон. Белое лицо, которое глядело на него чуть ли не из-под самого потолка, ему кого-то напоминало. Нет, явно не скоморошью морду.

— Милош? — проговорил мальчик, узнав знакомого мальчонку, которого он последний раз видел меж зубов гигантской кошки.

— Да, — кивнул тот. — Ты откуда меня знаешь?

— Мы сидели вместе в конюшне, забыл что ли?

— А… — задумался он, все отчетливее угадываясь в темноте. Бесенок подобрался поближе к краю и свесился вниз, вглядываясь в лицо Игриша. — Это же ты, Груш?..

— Гриш, — кивнул мальчик, но не успел он обрадоваться, как хлопнула дверь, и мальчики снова притворились спящими.