Каурай. От заката до рассвета

— Нет, я же не сгораю от стыда. Мне просто нравится унижать такую глупую девку, как ты. Которой дана капля власти, и теперь она думает, что всесильна и может делать со своим даром все, что ей заблагорассудится. Не слушать старших, летать, где вздумается, совать свой аккуратный носик в любую дырку, на которой написано «Не суйся!». Ну и конечно плевать на тех, кто отнесся к тебе по доброму и научил многому из того, чего знать ты явно не достойна.

— Все сказал, учитель?

— Нет. Это было первое. А теперь второе — чтобы между нами не было недомолвок. Я тебе не деревенский олух, которого стоит только поманить накрашенным ноготком, и он сразу бросится выполнять твои указания. Так что лучше оставь все эти “загадочные” появления для того, чтобы впечатлять местных свинопасов. Как ты сюда попала, кстати?

— Через дымоход пролезла! — хмыкнула Малунья и закатила глаза. — И вообще к чему все эти поучения? Я тебе никто, и ты ничего обо мне не знаешь. Ни обо мне, ни о моей жизни.

— Плевал я на тебя и на твою горе-судьбинушку. Не о ней я беспокоюсь. Та каша, что ты заварила, грозит затопить здесь вообще все.

— Так-то ты благодаришь меня за спасение?!

— Это «спасение» больше напоминает лавину. Лучше бы ты оставила меня привязанным к колесу — меня бы вытащил Ранко.

— Ага, твой Ранко не свет не заря помчался в Замок, когда узнал, во что вляпалась Божена! Как же! Никто бы тебя не спас, и если бы не я, осталось бы от тебя одно мокрое место, одноглазый!

— Слушай, — поджал губы Каурай, приблизившись к ее лицу на расстояние, не превышающее и пальца. Она в ответ только зашипела и отвернулась, стараясь не сталкиваться взглядом с блеском его правого глаза. — Если ты хотела сделки, то мы заключим сделку…

— Не тебе ставить условия! Если я захочу, то от тебя и мокрого места не останется!

— Да? И что те проблемы, из-за которых ты, рискуя собственной шкурой, вытащила висельника из петли, подставила своих подруг, натравила на них табор, а теперь заявилась ко мне посреди ночи с “извинениями”, уже испарились точно роса? Не верю.

Малунью зажали в угол в прямом и в переносном смысле. Взгляд ведьмочки метался, лоб исходил ручьями пота, несмотря на то, что баня давно остыла. Лицо ведьмочки поблескивало в полумраке, словно ее только что натерли мылом.

— А теперь поговорим о деле. Правильно я понял, что работа по моему профилю подразумевает вытаскивание одной особы из того потустороннего дерьма, в которое она умудрилась сунуть свой миленький носик, а провалилась туда по уши?

— Правильно… — кисло отозвалась ведьмочка. — Я прошу тебя спасти Божену.

— И яма эта настолько глубока, что без помощи рубаки со стороны вам обеим никак не управиться? Что даже Хель не сможет помочь?

— Нет, — твердо ответила Малунья. — У них и мысли такой не возникнет. Ведь они твердо чтут эти свои глупые правила. Так что спасти Божену может только такой сказочный мудак, как ты.

— Какой именно «сказочный мудак»? Я про себя ничего не рассказывал.

— Ты же опричник Каурай, верно? — стрельнула она глазами, но тут же отвела их, слово обжегшись о сияние его глаза. — И тебе не раз приходилось убивать ведьм, жечь колдунов, резать и громить все, на чем свет стоит? Ты же тот самый хмырь, который постоянно ходит за армиями, чтобы подчищать мусор, который нанесут они грабежом и убийствами. И мусор этот — твари и колдовство всех мастей?

— Ага, — кивнул одноглазый без тени насмешки в глазах. — Вижу, ты любознательная.

— Нет. Вернее, да, но нет. Про тебя мне рассказал Ранко, когда я поведала ему, что сталось с Боженой.

— Вот как? Ранко явно знает обо мне слишком много для казачьего повесы, я недооценил его. И откуда же, интересно?

— А мне почем знать… Он сказал, что тебя ожидает петля, и что ты опричник, вот я и решила вытащить тебя. Скажешь ему спасибо, когда вы снова встретитесь.

— Обязательно скажу. А теперь по поводу Божены… Я правильно понимаю, что твари, которые угрожают ей, это не простая нечисть, с которой ты каждый вечер ходишь пить чай?

— Правильно.

— И что же это?

— Она пыталась… вызвать демона.

— Обычное дело. Что же она настолько слаба и не удержит простого фамильяра, вроде того милого котика, который расхаживает по избе Хель?

— Нет, это кое-что… похуже. Не знаю, как это описать. Но это нечто такое, с чем даже Хель не справится. И оно хочет забрать Божену с собой. Душу Божены, чтобы растерзать ее в клочья.

— Ага. А как закончит, потом явится за тобой, я правильно понял? Или причина в чем-то другом?..

Она побродила затравленным взглядом по половицам бани, опасаясь снова заглядывать в его глаз, который за весь их разговор ни на мгновение не моргнул. По ее бледной щеке прокатилась одинокая слезинка, потом к ней присоединилась вторая. Малунья беспомощно всхлипнула, смазала слезы и закивала, не в силах произнести членораздельно ни слова.