Взгляд мгновенно приковали обнаженные женщины на картинах. В этот раз мне уже не было столь стыдно. Скорее любопытно. Если приглядеться, в женских позах не проглядывала пошлость. Только тонкая и довольно нежная эротика. А красноватые лучи, падающие из окна, придавали им легкий волшебный флер.
Я прошлась по комнате, бросив короткий взгляд на кровать. Сейчас она была безупречно застелена, но мне казалось, будто я все еще видела на ней следы от своего тела. Вмятины от тяжести Дайрена и моей собственной. От этих воспоминаний мысли путались, а сердце начинало стучать в горле.
Я прошлась вдоль по помещению, пытаясь найти свою книгу. Скоро мне это удалось. Томик лежал на маленьком столике рядом со стеллажом, заполненным трактатами о магии. Очевидно, здесь рыцарь хранил самые важные экземпляры. Многие из них явно снимались с полки очень часто. Корешки были затерты, и рядом не было ни пылинки. Но мой взгляд случайно приковала одна-единственная книжка, которую, очевидно, совсем никогда не доставали, судя по ее состоянию и легкой паутине у стены.
Книга называлась: «Люди и фурии. Тоталитарный союз». Она была совсем тонкой и казалась абсолютно неуместной среди учебников о колдовстве. Поэтому моя рука потянулась к ней практически сама.
Но стоило взять в руки таинственное издание и раскрыть, как мое изумление многократно возросло. То, что я увидела среди желтоватых страниц, мгновенно заставило перевернуться все внутри.
Передо мной лежало что-то вроде маленькой картины в рамке. На ней была изображена молодая женщина с русыми волосами и приятной улыбкой. А еще – с огромными ослепительно голубыми глазами.
Такими же как у Дайрена.
«Мать. Неужели это его мать?..» – вертелось в голове.
Я разглядывала картинку и никак не могла понять. Сходство с первым рыцарем мрака было просто удивительным. Но ведь матерями рыцарей могут стать только фуриянки. А у этой девушки не было розы на шее, и выглядела она совсем не такой, какой я привыкла видеть избранниц гвардейцев царицы. У нее был поразительно спокойный и добрый взгляд. Слишком светлые, явно натуральные волосы. У фуриянок они очень быстро темнеют, и их приходится перекрашивать.
Возможно, картина нарисована еще в то время, когда женщина была простым человеком? До попадания во дворец фурий и отравления их мраком?
Увлечение этой мыслью не позволило заметить, как дверь комнаты снова открылась, и на пороге появился хозяин дома.
– Тебе не говорили, что трогать чужие вещи нехорошо? – раздался вопрос из-за спины.
Я резко развернулась и покраснела, спросив на выдохе:
– Кто это? – не понимая, почему меня это так волнует.
Мне казалось, что если Дайрен хранит у себя чье-то изображение, это наверняка означает что-то очень важное.
Что у первого рыцаря мрака все же есть чувства?..
– Моя мать, – спокойно ответил мужчина и прошел внутрь комнаты, невозмутимо стягивая с пальцев перчатки.
Сердце пропустило удар.
– Значит… – пробубнила я, снова глядя на женщину, – картина сделана до того, как она стала фуриянкой?
Дайрен медленно пересек комнату и подошел ко мне, остановившись в полуметре.
В помещении сразу же стало градусов на десять жарче.
На мужском лице не отразилось ни одной эмоции.
– Нет. Она никогда не была фуриянкой, – невозмутимо проговорил он. – Моя мать была простым человеком, как и отец.
– Но… – у меня дыхание перехватило.
Голубые, как летнее небо, глаза оставались бесстрастными.
– Ведь рыцарями мрака становятся только дети рыцарей…
– Почти всегда, – кивнул он, не сводя с меня колдовского взгляда. – Но в крайне редких случаях Чернокрылые все еще находят человеческих детей с достаточно сильным даром, чтобы сделать их рыцарями, несмотря на наследственность. Я был одним из таких. Мои врожденные способности оказались сильнее, чем у чистокровных.
– Значит, когда-то ты был человеком, – прошептала я. Снова посмотрела на портрет девушки, и что-то болезненно кольнуло в груди. – Тебя забрали из семьи? А что стало с матерью?
Не знаю, что мне хотелось услышать. Наверно, какую-нибудь душещипательную историю, которая растопит сердце. Которая заставит меня понять, что Дайрен – не чудовище на службе у монстров.
Но, склонив голову, острым как осколки льда голосом Дайрен ответил:
– Ее сожгли на костре за измену фуриянцам.
В следующую секунду он взял у меня из рук портрет и, задумчиво посмотрев в точно такие же глаза, как и у него самого, проговорил:
– Жаль, что так бездарно умерла красивая женщина. Однако стоило думать, против кого выступаешь.
Безразлично бросил рамку на стол и перевел взгляд на меня.
– Не стоит вспоминать об этом.
Горький комок застрял в горле.
– Тебе совсем ее не жаль? Она ведь твоя мать… – еле выдавила я из себя, вглядываясь в мужчину. Пытаясь увидеть хоть какие-то эмоции на кристально-голубом дне.
Дайрен резко сжал челюсти. Замерзшие озера глаз стали еще холоднее.
– Нет.
– Но…
И вот теперь его взгляд все-таки окрасился чувствами. Только совсем не теми, что я ждала.